За неделю в штабе Культа Гипнос Беннатор преподнёс столько сюрпризов, что некоторые диву давались, как в настолько обманчивом на вид слабом некроманте столько везения. Именно везения, а не таланта выживать в самых непредвиденных ситуациях. Если до смерти Ювеабериса некоторые придерживались мнения, что уж этот сопляк не способен убить Магистра Акропоса, и так вышло или по желанию главы Культа или по другим непредвиденным обстоятельствам, то теперь же все пришли к мнению, что Дедалус умер от руки своего сына. Ведь и сам Ювеаберис, который казался опытными и сильным магом, растянулся кусками и экскрементами по полу лаборатории мальчишки. Гипноса не боялись, но открыто не выказывали агрессии. Даже Имахир, который ценил всех опытных магов и использовал их в личных целях, не наказал мальчишку, лишь коротко спросив, что два мага не поделили и почему один из них погиб. Он также не скрыл от Гипноса, что не поверил в рассказ о нападении Гина на Гипноса, которому пришлось так отчаянно защищаться ещё задолго до нападения на него, но кто-то верил. Кто-то запоминал и делал выводы, а кто-то - точил нож.
Имахир же приставил к некроманту соглядатая в первый день, когда Гипнос собрался покинуть штаб Культа и отправиться на лечение – закончить с подготовительными работами к внедрению в Пантендор. Некроманта, который сопровождал Гипноса, называли просто «Алекто» без упоминания его фамилии, рода или должности в Культе. Он был мистиком, который умел рушить порталы, уничтожать следы перемещения и заметать следы – именно он должен был убедится, что никто не доложит Магистру Альянса о перемещении некромантов из Остебена на территорию Альянса. Предосторожность никогда не помешает.
Скрытый смысл был в каждом поступке Имахира, пусть и на первый взгляд  его одобрения или помощь казались неуместными, нелогичными и странными. Мужчину интересовал не Гипнос, а чаровница, чьи таланты, если она настолько искусна, как её описывали, привлекали Риордана. В первую очередь Алекто должен был присмотреться к девушке, оценить её таланты и умения, и отчитаться перед главой Культа о проделанной работе, вне зависимости от того, переживёт Гипнос перевоплощение или нет.
Угрюмый некромант-мистик ждал Гипноса у назначенного места, где открыл синий с фиолетовым росчерком молний портал. Мужчина не был чаровником, но кое-что знал об их труде. Левую руку он потерял уже давно и успел приспособиться к стальной перчатке. В ней не было живой гибкости и подвижности. Она поедала много магии – для неё мужчина носил дополнительный артефакт-накопитель, но в бою была незаменима и служила ещё одним видом оружия, пусть и такого банального.
Он бывал в доме Катосов лишь однажды по поручению главы Культа, но хорошо знал место, в которое должен перенестись вместе с Гипносом. Их вынесло сразу в лабораторию, где не было ни слуг, ни незапланированных гостей. Несмотря на предельную осторожность, всегда существовал шанс раскрытия. Люди Магистра Альянса со злостью цепных псов рыскали по городу в поисках предателей и в первую очередь заглядывали в дома аристократов – всех, кто приближён к верхушке и зарекомендовал себя с лучшей стороны – полезной Альянсу и Эарлану. Старик подозревал всех, а потому с каждой допущенной ошибкой проверял снова и снова.
Алекто молчал. Сразу после перемещения, он закрыл портал, рассёк магический след, потратив на него силы, и проверил дом на количество магов и посторонних, чтобы никто не сунул любопытный нос в лабораторию или же они с Гипносом успели убраться из подвала до того, как за ними нагрянут люди Магистра. На такой случай у них тоже был план бегства с перемещением в другой временный штаб, где давно нет никого из Культистов. На тот случай, если Алекто не успеет уничтожить след и псы Магистра выйдут на их след.
От Алекто исходили ровные волны магии. Как только он закончил с изучением дома, мужчина моргнул, прогоняя усталость глаз, вызванную заклинанием, и кивнул Гипносу. Всё чисто. Можно приступать.
[sign]
По всякому можно делить людей. Иногда их делят на людей и не людей.
Удивленный палач сказал: «А я делю их на головы и туловища».[/sign][nick]Алекто[/nick][status]Молчун[/status][icon]https://i.imgur.com/vkhSNXM.png[/icon]

Камелия де Катос не принимала никого, кроме ястребов с письмами и отчётами об идущих делах, с начала цветеня сего года, и причин не объясняла. Её положение позволяло ограничиваться простой фразой «я так решила», а анейротское светское общество не слишком скучало в отсутствие младшей сестры Джеральда де Катоса. Джеральд отправился на войну во второй раз, и, если людям магистра Альянса хотелось обыскать поместье, им приходилось смиряться с цепными псами, братьями Шортами, многочисленными гостьями и безликой хозяйкой. На все вопросы Камелия пожимала плечами. Она интересовалась политикой в той мере, в которой была обязана, и могла поддержать разговор, сводя свои взгляды к нейтральным. В последний раз, когда они виделись с Джеральдом за чашкой чая под вечер, Камелия пространно спросила, попадёт ли под удар Фолент и его магистр, их двоюродный дядя; Джеральд ответил столь же пространно. Они не обсуждали дела Культа ни в просторной, пустынной столовой, ни, тем более, в гостевых холлах. Джеральд поведал Камелии правду только тогда, когда не оставалось иных путей выхода, тогда, когда незнание не защищало её, а ставило под удар. Во время этих разговоров в его спальне, всегда тягостных и нудных, Камелия стояла лицом к широкому слюдовому окну и спиной к брату, перебирала шерстяные складки платья. Он задавал ей важные вопросы, касающиеся настоящего, но просил подумать о будущем. Ставил перед ней выбор, надеясь, что сестра, по обыкновению, примет его сторону и поддержит. Только на этот раз, войдя в одну реку, у Камелии не получилось бы выйти. От решения зависело не благополучие Джеральда, а её жизнь. Когда новость о павших городах-близнецах разлетелась по столице, некроманты вяло закопошились и впали в меланхоличную панику — знакомые девицы, отрываясь от дорогих тканей и роскошных амулетов, томно взмахивали ресницами, что-то сбалтывали про «сладенького» сына магистра (сдобным он был, что ли, не понимала Камелия), и возвращались к обыденным делам. Торговля шла на спад лишь первые месяцы, как и росли суммы должников — война всегда обогащала продавцов оружия. Когда финансовая часть перестала волновать де Катосов, Камелия решила подумать о предложении Джеральда, и, как всегда, рассуждала логически.
Волновало ли её, что произойдёт с Альянсом, и кто победит — Итан Эарлан или Культ Безымянного?
Нет.
Разделяла ли она идеи Культа?
Частично, но не безусловно.
Одобряла ли поступок брата, избравшего путь лжи и обмана?
Понимала, но не принимала.
Видела ли перспективы в сотрудничестве с Культом?
Больше, нежели чем в игре на стороне Альянса Девяти.
Шахматная партия, развернувшаяся на землях некромантов, приближалась к разрешению. Камелия справедливо полагала, что абсолютным поражением она не закончится — беря в расчёт рассказы Джеральда и сложившуюся ситуацию, Культ останется жить и в случае проигрыша. Культ собирался финансировать её исследования и мог дать свободу от брачных обязательств, политика Альянса — нет. Она сделала окончательный выбор, лишь получив письмо Гипноса Беннатора. Сбывалась её давняя, но заветная мечта — поработать с изумительной, неповторимой, уникальной патологией, присущей одному-единственному некроманту. Проиграй Культ десятки битв и окажись вне закона на всём континенте, Камелия де Катос не отказалась бы от такой возможности.
Она взялась за работу сразу же, как ястреб донёс письмо, но не смогла отказаться от текущих заказов. Война обогащала тех, кто продавал оружие, а де Катосы продавали ещё и защиту.

Вплоть до зимобора тысяча восьмисот первого года, года смерти Освальда де Катоса, помещение нынешней лаборатории Камелии использовалось в гораздо менее прагматичных целях. Зеркальный холл, находящийся почти что под открытым небом, показывали гостям с целью впечатлить и обезоружить богатством — отовсюду выглядывали каменные барельефы и скульптуры, изображающие гаргулий, церберов и мантикор, возносились в небеса ажурные арочные своды. Потолки в вышину составляли около семнадцати футов и расходились диагоналями из перекрещивающихся рёбер-нервюр. От прошлого гостевого помещения тут остались стены крупной кладки, гладкие и ледяные, витражные узкие стёкла и розетки, цилиндрически равные правильные колонны, шкафы из чёрного и розового деревьев, упирающиеся в потолки. С юго-восточной стороны к холлу была пристроена оранжерея, в которой разместились навеки увековеченные в мраморе и ониксе члены династии де Катосов, которых оплетал плющ с колючими увядающими розами.
После смерти отца, Камелия занялась реорганизацией всего замка, и, первым делом, переоборудовала продолговатый холл в личную официальную лабораторию. Она утеплила холл, обставила его длинными, массивными столами с резными ножками, занавесила стены географическими картами и гравюрами. Лаборатория полнилась глобусами, изящными ларцами и сундуками, крупными ручными лупами, оптическими приборами и подставками, на которых красовались драгоценные и полудрагоценные камни всех мастей. На столах, аккуратными рядами были сложены рулоны пергамента, разложены измерительные приборы, транспаранты и циркули. Почти везде можно было заприметить небольшие бумажки — мелким каллиграфическим почерком были подписаны рабочие принадлежности. Было видно, что работа в лаборатории идёт полным ходом — сама леди де Катос, в тёмно-сером креповом платье с открытой спиной, склонилась над весьма непослушным топазом. Светлые волосы были собраны в небрежную причёску и подколоты булавкой в россыпи мелких агатов, за которую можно было купить парочку остебенских деревень.
Приход Гипноса Беннатора и его сопровождающего Камелию от работы не отвлёк. Она не пошелохнулась и не пошевелилась, будучи полностью погружённой в процесс огранки и зачарования — леди Мантиффель требовала амулет немедленно, к завтрашнему утру, и обещалась заплатить втридорога. В Анейроте, как и в других городах, боялись пришествия Культа и пытались приготовиться к тому, о чём не имели ни малейшего понятия.
Раздражающий кашель Гипноса отвлёк Камелию. Она раздражённо отмахнулась, предлагая гостям обосноваться в специально отведённой нише для клиентов, где возвышался стол и несколько стульев из эбенового дерева. В настоящий момент, в мире существовало две единицы — Камелия и топаз. Никто не смел прерывать их союз и ставить под сомнение эффективность работы. Камелия не вздрогнула и тогда, когда послышался явный грохот; её лабораторию разносили наиболее кощунственнейшим образом, но топаз был важнее. Топаз был центром всей её вселенной, и, только когда остатки золотистой маны скрылись на плавных срезах камня, Камелия оторвалась от лупы.
— Убрать, — приказала она гулям лёгкой отмашкой, и просеменила к шкафу, который Гипнос избрал для вандализма.

Юный Гипнос Беннатор теперь представлялся магистром Акропоса, но, по мнению Камелии, оставался всё тем же бледным и болезненным юношей, с которым она познакомилась два года тому назад. Черты его лица заострились, а сам он стал выглядеть отрешённее; в его письмах Камелия замечала плутовство мысли и неспособность сконцентрироваться. Сомнения. Способность ставить под недоверие любые выводы — неотъемлемая часть любого научного процесса, и Камелия не признала бы коллегу, не предрасположенного к критическому анализу собственных работ; но метания, которые испытывал Гипнос Беннатор, напоминали ей о чём-то другом... Чём-то, чего Камелия упорно не понимала и понять не могла, сколько ни старалась.
Она остановилась у шкафа, посвящённого работам Густаффа Морени, ещё некоторым сторонникам магократии и некоторым трактатам на предмет политики. К этому шкафу Камелия прикасалась редко, и на корешках книг виднелся слой пыли. Слуги успели заставить шкаф в соответствии с требованиями хозяйки, но Камелия испытывала непривычное возбуждение и некое расстройство чувств. Гипнос и незнакомый ей некромант — возможно, знакомый Джеральда — расположились в нише, а Камелия принялась поочерёдно доставать тома с полки и ставить обратно. Проводить пальцем по корешкам и выравнивать их — так, чтобы соблюдалась идеальная симметрия. Схожая высота. Порядок. Доставать, ставить обратно, проводить пальцем. Доставать, ставить обратно, смахивать пыль, подравнивать корешки. Процесс наведения правильности угомонил страсти, и, наконец, Камелия обернулась к гостям, скрещивая руки перед собою.
— Нас не представили, — она обратилась к мистику, но не стала продолжать знакомство. Оно было ей неинтересно. — Я покажу чертёж. Мои поздравления и соболезнования, юный Беннатор. Надеюсь, горе и необходимые формальности не отняли времени больше, чем того требовалось.
С той самой минуты, как Гипнос изложил свою просьбу чернилами на бумаге, Камелия знала, чего она хочет достичь. Ей не терпелось поделиться своими наработками — пока только эскизами, не технологическими и примерными, без измерений, и всё-таки. Она прошествовала ко столу, и, подставив деревянную лесенку, взобралась на три ступени наверх, сравнивая свой рост с гостями.
— Данный эскиз призван в большей мере осветить проект с эстетической и визуальной стороны, однако функциональные цели уже обрисованы. Я не собираюсь зачаровывать кусок железяки, Гипнос Беннатор, который будет лишь отнимать твою ману и уменьшать эффективность заклинаний. Созданная заново рука должна быть столь же практичной, сколь и полезной. Задача первая — она станет твоей защитою. Тут, тут и тут, — Камелия провела незаточенным грифелем, указывая на прорисованные металлы, вживлённые в кость, — будут располагаться защитные амулеты. Не мне утверждать, что позиция магистра увеличивает вероятность покушений, магических боёв и поединков... Поэтому, рука станет прекрасным дополнением к волшбе. Тебе не придётся заряжать амулеты собственной маной, — карандаш скользнул ниже, — в кость уже будут вживлены камни, работа которых будет основана на стихийной магии. Однако, мы встречаемся с проблемами, — Камелия указала на обрывок рисунка, там, где начиналось плечо, — то, о чём я тебе рассказываю, отдельный субъект от тела. Так или иначе, но питать твою руку будет твой же организм. Необходимо будет соединить кость с живой плотью... венами и артериями. Посмотреть, приживётся ли материал. Возможно гноение, при таком исходе придётся заменить часть живой плоти на более релевантный материал.
Чуть задумавшись, Камелия быстро набросала пару заметок.
— Моя основная задача, юный Гипнос — создать сложную, однако взаимозаменяемую систему. Если один амулет выйдет из строя, то работа всей руки будет ослаблена, но не нарушена. Эти три камня будут выполнять главенствующие функции, эти — дополнительные. Рука обязана быть многофункциональной, система обязана не распадаться из-за одной ошибки или же трещины.
Камелия ненадолго задумалась, будто колебалась.
— Последний вопрос — есть ли вероятность найти способ насыщать отработанную ману обратно магическим потенциалом. Но с этим я разберусь. Мне понадобится некоторое время для того, чтобы создать такой артефакт, подготовить камни и зачаровать их. Но для начала — снять мерки, выбрать подходящие кости, пересобрать их под подобие человеческой руки... и посмотреть, как ты будешь восстанавливаться после первичной операции. Разумно, если на этот срок ты останешься в нашем поместье.
Она ещё немного помолчала, прежде чем закончить речь.
— Возможно, Джеральд ненадолго вернётся в конце недели.
[icon]https://i.imgur.com/jUqYdD3.png[/icon]

Отредактировано Камелия де Катос (09-08-2019 01:51:16)

Он слушал Камелию, не перебивая. Слушал внимательно, переводя взгляд с ее невыразительного холодного лица на детально прорисованный план того, что именно она собиралась сделать с ним.
Как и всегда, предложенная ею задумка была практически совершенной в своей продуманности — Камелия учитывала каждую мелочь, даже необходимость тратить ограниченную в его случае ману на поддержание работоспособности руки. Задумка закольцевать ее была новаторской — такого до миледи де Катос еще точно не делали.
Впрочем, кто в здравом уме решится отпилить себе половину тела, чтобы установить протез — пусть даже такой совершенный? Тем более, что зачаровательница сама признавала вероятность его отторжения...
К этому поневоле возвращались все мысли Гипноса. К тому, что уже скоро придется столкнуться с болью и увечьем еще более сильным, чем все, чему он доселе подвергался. Он привык к боли всякого рода — но не был готов к такому, несмотря на всю свою решимость.
Алекто задумчиво и молча ухмылялся — этот вообще не произнес ни слова. Камелия выжидательно смотрела на него.
- Он прекрасен, - отозвался Гипнос, понимая, что она хочет услышать. - Восхитительный проект. И мне нравится, что он будет из кости, а не из металла — куда более близкий в работе вариант...
Он помолчал еще немного, укладывая в голове полученную информацию.
- Надеюсь, мое присутствие не станет проблемой, - Гипнос понимал, что если в доме Камелии окажется хотя бы один излишне внимательный шпион, лояльный Альянсу, то этот эксперимент может угрожать и ему самому, и де Катосам. Он не глядел на Алекто, но знал, что безмолвный некромант здесь еще и для того, ко всему прочему, чтобы устранить именно таких излишне любопытных, буде они разнюхают что-то лишнее, но не хотел бы, чтобы до этого доходило. - Хотя я был бы рад повидать Джеральда. Мы не виделись несколько лет с тех пор, как выслеживали шпиона в Акропосе...
Это было, как ни странно, хорошее воспоминание. Как и память об их совместных экспериментах с самой Камелией. Пусть все эти фрагменты и изрядно поблекли, Гипнос думал о них тепло и горько — как об интересных происшествиях, ушедших слишком далеко в прошлое.
Он о столь многом хотел бы поговорить с Камелией — но это было слишком рискованно. Нельзя рассказывать о воскрешении Вилрана. Нельзя рассказывать об убийстве Ювеабериса Гина и тем более — Магистра Дедалуса. Эти тайны хранились в его собственной голове, как тщательно спрятанные пузырьки с ядом. Пусть отравляют только его самого. Незачем выплескивать их на кого-то еще.
К тому же и времени у них не было. Алекто нетерпеливо косился в сторону подвалов, да и самой Камелии явно хотелось перейти к делу. Единственным, кто жаждал бы немного отсрочить предстоящее, оставался сам Гипнос.
Но разве мог он об этом сказать?

Вслед за Камелией они прошли еще ниже — в темноту и холод бывших пыточных, которые до сих пор были похожи именно на пыточные, а не на рабочее пространство вивисектора. Даже стол, на который с торжеством кивнула леди де Катос, и к которому устремился Алекто, был разделочным: с желобками для крови и кандалами для удерживания жертвы.
И когда его спутник улыбнулся, показывая обрубок немого языка, это была ухмылка мясника, оказавшегося в своей стихии.
Гипнос почувствовал, как перехватило дыхание. Безумец! Что он собрался делать? Он же и вправду может просто не пережить всего этого... одна ошибка — и Полумертвый окончательно станет мертвецом! А он доверил свою жизнь однорукому убийце и исследовательнице-теоретику!
- Здесь... - некромант сглотнул. В горле было пусто и сухо, как в старом колодце. - Прямо здесь?
Она кивнула и — или то была его разыгравшая паранойя? — хищно улыбнулась.
Гипнос вздохнул, понимая, чего от него требуют. С тех самых пор, как он выжил после смерти Вилрана девять лет назад, он никогда и никому не показывал своего обнаженного тела — кроме Доры, которая обихаживала его. И хотя сейчас это было необходимо, и интерес Камелии был исключительно научным, разоблачиться вот так прямо, показывая тщательно скрываемое увечье...
Он заметил застывшего в углу истукана-зомби и коротко подозвал к себе — не просить же о помощи Камелию или тем более Алекто с его нетерпеливой кровожадностью. Неловкие пальцы немертвого зашевелились возле его горла, помогая с завязками и застежками плаща, куртки и рубашки. Тяжелые, плотные слои ткани один за другим падали на пол, и Гипнос чувствовал себя не просто обнаженным по пояс — а так, словно с него уже сняли кожу, и теперь разглядывают прямиком оголенные нервы.
Он знал, что зрелище кошмарно, и все же заставил себя по возможности стоять прямо, давая им рассмотреть. С левой стороны была чистая белая кожа относительно здорового человека: острые ключицы, костлявое плечо, выступающие ребра, худая левая рука. За шею справа цеплялась костистая длань детского скелета, лишенная кожи — удерживала, словно мешок, мертвую половину его тела.
Кожа Вилрана давно ссохлась, приросшее к близнецу детское тельце казалось странной инородной опухолью. Голова с остатками длинных белых волос прижималась к груди Гипноса. Лицо удивительным образом сохранилось почти целым за исключением высохшей кожи: плотно сжатые губы, сомкнутые веки, застывшее спокойное, почти умиротворенное выражение. Правая детская рука Вилрана — та, что служила правой рукой самому Гипносу — была заметно короче живой руки некроманта, маленькая кисть свободно расслаблена. Едва заметные фиолетовые магические искры пробегали под мертвой кожей - энергия самого Гипноса, удерживающая тело под контролем.
Граница смыкания живой и мертвой плоти была отчетливо видна, как граница ожога: сероватая кожа Виларна, неровные края стыка, словно от громадного родимого пятна — и бледная плоть самого Гипноса. Тяжесть мертвого тела кренила некроманта направо, с годами искривляя позвоночник, сгибая спину и формируя впалую, вогнутую грудь, и никакая операция, пожалуй, не позволила бы ему распрямиться вновь.
Он был уродлив и знал это. Даже самое совершенное творение Камелии, пришпиленное к этому комку полумертвой плоти, будет смотреться дико.
- Резать... - Гипнос сделал глубокий вдох, собираясь с силами, - резать придется здесь. От правого плечевого сустава вниз, - он проследил живым пальцем левой руки. - Возможно, придется захватить три ребра и постараться не задеть легкое. Я чувствую их оба, хоть и не могу полноценно вдохнуть из-за искривленной спины. Может, само тело Вилрана придется расчленить для операции, но я хотел бы сохранить его останки. Они нужны мне.
Если, конечно, после этого всего он останется в живых.
[icon]http://sg.uploads.ru/CyXlP.jpg[/icon]

Отредактировано Гипнос (04-08-2019 17:04:37)

Алекто заметил любопытствующий взгляд Камелии, которая будто бы в рот ему пыталась залезть, и, в чём некромант не сомневался, - залезла бы, если б могла. К своему уродству он относился ровно никак, с тех пор, как свыкся с ним и получил взамен на потерянное что-то большее. Оно не заменяло ему ни действующей руки, которая могла бы взять в руки что-то тонкое и лёгкое, как перо, и аккуратным почерком вывести хотя бы пару букв на листе пергамента. Оно не заменило ему речь, которой он лишился вместе с языком, если не считать мимики и жестикуляции, которые стали более выраженными, чем до потери языка. Он приобрёл возможность добиться чего-то и стать кем-то, а не оставаться сыном-свинопасом, который на каждый седьмой день разделывает свиней для хозяина.
Взгляд Камелии мужчине не понравился. Он хмыкнул, отвернулся. Опыты девушки и её желание создать что-то новое и необычное его не привлекали. Сначала он посмотрит, как девица справится с рукой Полумёртвого, а потом подумает – не потратить ли часть сбережений на новую руку или не выпросить ли её в качестве оплаты за свою верность у Имахира. Алекто считал, что если руку или ногу можно заменить, используя металл, кости, дерево или любой другой подходящий материал, то с языком, как и с хреном, замены не выйдет. Он либо есть, либо болтается и мешается ненужной колбаской. А какой дурак держит колбасу в исподнем или во рту?
Алекто молча – ха-ха – наблюдал за колебаниями Гипноса. Некромант не хотел раздеваться при них и показывать искалеченное тело. Мистику хотелось фыркнуть. Не девица на выданье, а они – не пассия, которая при виде мертвечины убежит, сверкая голым задом, лишь бы к этой мерзости не притрагиваться. Вид скрюченного тела близнеца не пугал Алекто, но и не вызывал восхищения или банального любопытства. Он считал, что Гипносу стоило бы избавиться от куска мёртвой плоти целиком, насколько это возможно. Он хотел предложить это сразу, но помедлил. Вспомнил себя, когда впервые раздевался перед шлюхой, не имея ни руки, ни языка. Бордельским девкам платят за развлечение, но если удовольствие они ещё могут изобразить, притворившись, то в глазах первой несостоявшейся любовницы он видел отвращение. Сам он был последним, кого эта девка видела. Первым и последним, кто придушил её в постели по-настоящему.
Пока Камелия проявляла чудеса гостеприимства и женского обаяния, пытаясь успокоить взволнованного некроманта, Алекто обошёл стол, присмотрелся к зелью, о котором упоминала девушка, и временно отложил пилу, чтобы понапрасну не пугать Гипноса. Пила понадобится позже.
Алекто показал Гипносу на скрюченное тельце его усопшего брата – высохшую руку, которая обнимала Беннатора за шею, и голову, напоминая, что вот это всё тоже пойдёт в ту самую урну, которую приготовила Камелия. Мистик видел, с какой любовью Гипнос относится к останкам близнеца, но считал это всего лишь мусором.
Вручив некроманту зелье, Алекто не торопился отмечать на теле некроманта, где именно пройдёт разрез. Он лишь придирчиво рассматривал сухое тело, оценивал, как крепко рука Вилрана обвивает шею Гипноса, и отмечал про себя, что сделает в первую очередь, когда Беннатор уснёт или хотя бы перестанет мешать.
Убедившись, что зелье действует и ремни на руках, ногах и поясе Гипноса надёжные, мужчина сделал разметку на коже, хотя и без неё сама природа и смерть постарались чётко обозначить границы, где нужно резать. Алекто попытался снять мёртвую руку с шеи Беннатора, и к своему удивлению почувствовал, как та не желает поддаваться и разжиматься. Приложив больше усилий, мистик услышал хруст, дёрнулся, помахал Камелии мёртвой рукой, отделившейся от тела. Он увидел в этом что-то комичное, и поздно вспомнил о Гипносе. Отложив руку, как что-то ненужное, мужчина осмотрел место разрыва. Где-то там, внутри этого мёртвого тела, всё ещё теплилась жизнь, и мистик опасался ненарочно её задеть.
Он действовал осторожно. Срезал верхний слой мёртвой плоти, надавливал сильнее, когда она не желала поддаваться, морщился или беззвучно выдыхал, с увлечённостью наблюдая за тем, как мёртвая плоть слезает, как из неё выглядывают кости, до которых Алекто с таким трудом добирался, чтобы распилить кость, обработать срез, на который после натянет лоскут кожи. Он знал, что рана будет долго заживать, что Гипносу придётся свыкаться сначала с отсутствием мёртвого тела брата, с отсутствием руки и куска тела, которое невозможно восстановить или полностью исцелить, а уже после – с новой рукой. Он действовал осторожно, чтобы ни одна кость не пропала даром. Мужчина предпочёл бы отдать её магу Плоти или на создание химер, но понимал, что у Гипноса свои планы на половину тела. Если он, конечно, выживет.
[nick]Алекто[/nick][status]Молчун[/status][icon]https://i.imgur.com/vkhSNXM.png[/icon][sign]
По всякому можно делить людей. Иногда их делят на людей и не людей.
Удивленный палач сказал: «А я делю их на головы и туловища».[/sign]

Она не задала ни одного вопроса мистику во время операции, больше предугадывая его движения и скользя тенью меж шкафов, заставленных пыльными гримуарами и, на удивление, блестящими колбами. Камелия бесшумно кружилась вокруг стола, то подавая скальпель релевантного размера, то очищая пилу от ошмётков мяса и сухожилий. Вилрана Беннатора, скрючившегося в предсмертной агонии девятилетнего мальчика, она вначале поместила в железный таз, по частям — оторванную руку, скрутившуюся кольцом, серую голову с волосами, спутавшимися как паутина, хрупкую детскую ручонку, принадлежащую самому Гипносу, ту, которая так и не смогла развиться дальше, и само туловище, от шеи до середины грудной клетки — гниющие останки близнеца новоявленного магистра Акропоса. Гипнос хорошо заботился о мёртвой плоти своего брата; Камелия подметила, что фанатично хорошо. Мумия прекрасно сохранилась, за плотью явно ухаживали, содержали в чистоте и порядке — решение не было рациональным или же практичным. Неужели Гипнос так сильно привязался к мёртвой части своего тела и одухотворял её? Камелия вспомнила их споры на тему существования души и того неизвестного, неопознанного коэффициента в уравнении, но тут же отмахнулась от такой позорной мысли. Числа никогда не лгали. Вероятно, Гипнос Беннатор страдал от некоего недуга, глубоко убедившись в своей вере, что труп его брата, прикованный к телу, имеет значение. Но какое?
Камелия с удивлением выгнула левую бровь, когда мистик Алекто изобразил некий непонятный жест, размахивая рукою мёртвого близнеца юного Беннатора, как трофейным флагом. Зачем он это сделал? Показывал превосходство над пациентом? Хвастался хирургическими навыками? Находил происходящее забавным?..
Что за глупые сентиментальности.
Камелия решительно не понимала и терялась в догадках. Она недолго постояла, не зная, куда девать руки и как реагировать, неуклюже дёрнулась, сделав шаг вперёд, потом назад. Останки Вилрана Беннатора она переложила в банку, наполненную концентратом формальдегида — он обещал отличную сохранность. Глаза трупа закатились и выставились на двух некромантов, как стеклянные бусины. Камелия на несколько секунд склонилась, пристально вглядываясь в тело мертвеца, будто пытаясь что-то найти, после выпрямилась и закрутила крышку банки. Сосуд она расположила на нижнем уровне шкафа, между несколькими другими, где, в подобных растворах, хранились органы людей и нежитей. Большее, чем она могла себя обеспечить.
Камелия вернулась к посту наблюдателя, не забывая проверять, начинает ли Гипнос приходить в сознание. Составленное зелье действовало приемлемо, и он ни разу не зашевелился; только под самый конец, когда Алекто зашивал последний шов, тело Беннатора вздрогнуло. Камелия поначалу решила, что ему не хватает воздуха, но ошиблась. Искривлённый позвоночник, деформированная грудная клетка и недостаточно физически развитые ноги — со всем этим можно было работать. Пока что Гипносу Беннатору необходимо было оправиться после первой операции и привыкнуть к зашитому отростку вместо двух рук. Камелия кивнула двум слугам-зомби, приказывая перенести юного Беннатора в подготовленную комнату. Она наведывалась к нему дважды в день, с каждым разом уменьшая дозу отвара. В сознание он приходил ненадолго, ворочался и что-то бормотал про горы трупов, разрушенные Города-Близнецы и любимого брата — иными словами, бредил. Бред был побочным эффектом ожидаемым, и, в целом, Камелия оценивала состояние Гипноса как удовлетворительное. Можно было приниматься за второй этап.

Следующие несколько дней были лучшими в жизни Камелии. Каждую свободную минуту — кроме обязательных посещений комнаты Гипноса, которые она совершала в одно и то же время, не опаздывая ни на секунду — она посвящала превращению своего чертежа в материальный объект. Ради костяного протеза, она освободила бóльшую часть стола, и теперь собирала руку новую, по кусочкам, из обломков человеческих костей. Некоторая их часть принадлежала Гипносу — Камелия выбирала наиболее крепкие части, испытывала их на прочность. Что-то шло для создания сферы на место локтевого сустава, что-то расходилось двумя лучевыми костьми. Она не рассчитала времени, которое потратила на фаланги пальцев — они должны были получиться как одинаково цепкими и гибкими, так и недостаточно раздробленными; не должны были состоять из сотни кусочков.
Засыпала Камелия в одном из кресел, уготованных для гостей в большой, официальной лаборатории. Приставленный к ней телохранитель, один из братьев Шортов, прикрывал госпожу шерстяным пледом, а она вскакивала через несколько часов, размешивала очередной тоник и возвращалась к лупам и пластинам. Все детали руки нужно было не просто соединить и закрепить, но зачаровать, испытать на прочность и перепроверить. Амулетами Камелия занималась отдельно, и только после полной готовности начинала раздрабливать кость, медленно и скрупулёзно внедряя ободок за ободком.
Надо сказать, рука выглядела богато — этого было не отнять. Камелия разделяла амулеты на несколько частей, создавая циклические системы — как она и рассказывала Гипносу, при выведении из строя центра амулета его работа не прекращалась, а ослабевала. Ровно через неделю, когда проект был почти завершён, Камелия, протирая чуть покрасневшие глаза, заканчивала последний элемент запястья — серию из тонких браслетов, рассчитанных на дюжину обыкновенных ударов и несколько простых заклинаний; точно такие же амулеты носила и она сама, постоянно меняя.
К нише, предназначенной для гостей, скромно приблизилась служанка, оставила поднос с двумя столовыми приборами и быстро скрылась. В замке де Катосов живых слуг не жаловали — Камелия тяготилась разговорами с живыми, а сами люди редко выдерживали гнетущую, пускай и роскошную обстановку.
— Ужин подан, — впервые за много дней, обратилась она к мистику Алекто. Она плохо следила за тем, чем именно он занимался в замке — присутствие чужого некроманта отвлекало её и выбивало из колеи, так что Камелия предпочитала не отрываться от камней. Она приказала слугам выполнять его требования, касающиеся комнаты и еды, но в остальном — ей становилось неприятно, когда посланник Уравнителя крутился в лаборатории. Ей вообще не нравилось, когда кто-либо заходил в царство, так тщательно ею выстроенное. Даже Джеральд.
Камелия подошла к самому столу и уселась на самый краешек, бездумно покручивая в руках один из увесистых, украшенных зловещим орнаментом кубок.
— Гипнос Беннатор гниёт.
Сама Камелия, как обычно, к еде не притронулась, развела тоник с водой и выпила залпом. Она сморщилась, рассматривая сегодняшний ужин — увесистый кусок дичи с брусничным соусом, тушёная капуста и ломти чёрного хлеба с семечками. Настоящая роскошь, особенно если учитывать, сколько городов и деревень сейчас голодали в Альянсе. Камелия отодвинула тарелку подальше, не желая видеть что-либо, напоминающее ей о еде, и продолжила:
— Кожа в некоторых местах вспухла, потеряла эластичность; от надавливания пальцем остаются ямки. Приобрела серо-зеленоватый оттенок. Ткани несколько деформировались. У второго ребра завелись червяки и вылупилось несколько личинок мух.
Закончив перечислять симптомы, Камелия склонила голову набок, потирая затёкшую шею. Взгляд её рассеялся, она смотрела куда-то в пустоту.
— Я полагаю, проблема заключается в том, что вам не удалось избавиться от всей мёртвой плоти. Те её части, что остались незадетыми, поддерживались Гипносом Беннатором магически, на постоянной основе. Оказавшись без подпитки, процесс гноения ускорился. Насекомые, что когда-то оказались внутри и никогда бы не смогли развиться, вылупились.
Она выпрямилась, перестав разминать шею, и посмотрела вдаль, в оранжерею, где стройными рядами красовались каменные де Катосы.
— Можно попробовать увеличить периметр обхвата руки, заменить некоторые части тела на кости. Не отпиливать... снять целиком всё лишнее, оставить голый скелет, прикрепить к нему руку и зачаровать. Я могу закончить работу к полуночи. Мне, разумеется, потребуется помощь, я не могу его оперировать.
[icon]https://i.imgur.com/jUqYdD3.png[/icon]

Отредактировано Камелия де Катос (09-08-2019 01:51:42)

Темнота, наполненная дымом, воронами и кровью, изредка сменялась короткими вспышками боли и света. Возможно, он приходил в себя – ненадолго. Иногда чувствовал, как губ касается гладкий край чашки, а в пересохшее горло льется вода или сонный эликсир. Иногда – как влажная губка скользит по лицу, а чуткие, холодные пальцы – по телу, посылая в правое плечо новые волны боли. Его мир сузился до редких физических ощущений и постоянных видений, что заставили бы содрогнуться любого предсказателя будущего.
Он был, пожалуй, почти счастлив, что девять лет назад утратил талант провидца, иначе сошел бы с ума, не пробуждаясь.
Впрочем, Гипнос Беннатор и не спешил пробуждаться. Он ощущал, что с его телом что-то не в порядке. Что-то пошло не так во время операции – и он умирал. Жар, терзавший его физическую оболочку, не позволял ему приходить в себя, но забытье отгораживало и от боли. В реальном мире с ним что-то делали: двигали, резали, лечили, пронзали магией, сшивали и колдовали снова. Гипнос не возражал.
Он не знал, какой сейчас день в тот момент, когда почувствовал, что уже способен открыть глаза.

***
Веки поднялись с трудом, словно тяжелые каменные затворы: ресницы были склеены скопившимися выделениями, а ударивший по глазам свет заставил болезненно зажмуриться. Гипнос полежал несколько мгновений, собираясь с силами – и раскрыл их снова.
Теперь свет уже не казался ему таким ярким. Он вообще был довольно приглушенным: сверху его ограничивал тяжелый полог, по бокам – отдернутые сейчас шторы темно-зеленого балдахина. Кровать, на которой лежал некромант, была роскошной и огромной – его исхудавшее тело терялось в подушках и одеялах, живая левая рука, лежавшая поверх покрывала, была такой же белой, как и ткань постельного белья.
Рука…
Рука!
Он медленно, с усилием повернул голову вправо. Все восемнадцать лет своей жизни, совершая это несложное движение, Гипнос знал, что увидит: лицо Вилрана – сперва насмешливое и живое, затем – иссушенное и жутковато-безмятежное. Он настолько привык к этому зрелищу с правой стороны своего тела, что то, что он узрел сейчас, привело его в ступор.
Прямо от ключицы, все еще покрасневшей и болезненно саднившей, к правому плечу крепились прочные костяные пластины, безупречно гладкие и отполированные до мягкого матового свечения. А ниже, от плеча, уходили тщательно составленные и подобные одна к другой человеческие кости, колко блестело несколько драгоценных магических камней.
- Это… - прошептал Гипнос едва слышно. Голос с трудом зародился в пересохшей глотке и вырвался наружу хриплым выдохом. – Моя рука..?
Что-то зашуршало сбоку от него – и он только сейчас понял, что в комнате находится Камелия. Она сидела за низким столиком в правом углу и что-то писала – перед ней на столе громоздились кипы бумаги и несколько толстых томов. Минувшие дни не прошли для леди де Катос бесследно: Камелия выглядела побледневшей, осунувшейся, под глазами залегли глубокие тени. Она подняла голову на произнесенные им слова, и Гипнос попытался улыбнуться – пересохшие губы от неловкого движения лопнули, во рту появился соленый привкус сукровицы.
- Какой сейчас день..? – все также хрипло поинтересовался он. – И где…
Он хотел было спросить, где находится сам – комната не была похожа на лабораторию, где Камелия собиралась его прятать, – но внезапно понял, что хочет спросить о Вилране, и на бледном лице Полумертвого мелькнул страх.
Где тело его брата? Она же не могла его потерять? Только не Камелия.  Гипнос помнил, о чем они уговаривались, и все же эта мысль пробудила его окончательно. Ощущение потери возникло только сейчас – обрушилось на голову, словно ушат ледяной воды, и хотя Гипнос знал, на что шел, он не был готов к нему.
[icon]http://sg.uploads.ru/CyXlP.jpg[/icon]

На третий день Алекто понравилась его работа. Он ел и спал в своё удовольствие. Не хватало выпивки и женщины, чтобы окончательно забыться, а ещё слова Уравнителя, который предупреждал, что с ним случится, если Алекто упустит момент и попадётся в руки Магистра. Мистик держался возле Гипноса, но, когда заметил, что жар спал, а парень провалился в обыкновенный сон, где его не преследуют кошмары лихорадки, начал выбираться из лаборатории. Редко, и так, чтобы его присутствие не вызывало вопросов и не привлекало ненужного внимания. Джеральд заверял, что они здесь в безопасности и Эарлану не придёт в голову проверить их дом, но Алекто никому не доверял. За свою голову он отвечал сам.
Иногда он засматривался на служанку, которая приносила им еду, но дальше рассматривания зада, прикрытого тряпками, когда служанка наклонялась, чтобы составить тарелки с подноса на стол, дело не заходило. Плохо у него было с женщинами, хотя румяная и пышнотелая служанка нравилась Алекто больше сухой и бледной госпожи дома Катосов. Он обещал себе, что после задания обязательно уделит внимание женщине, но сейчас должен думать о деле, если жизнь дорога.
С Камелией они снова обменивались короткими записками. Говорили мало. В основном Алекто наблюдал за её работой с рукой, пытался несколько раз магически пощупать артефакт, пока Камелия не выгнала его из комнаты, чтобы не мешал и не отнимал у неё время. Все слова Алекто о том, что он приставлен к Гипносу самим главой Культа, не произвели должного впечатления. Пришлось разорять хозяйский склад и довольствоваться запасами мяса.
Служанка застала Алекто на кухне, когда он щипал свежую курицу, принесённую женщиной для господ на ужин. Крику было за запачканную кухню… Никто за работу Алекто не поблагодарил, а наградили мокрой тряпкой по роже. Здесь упоминание Уравнителя не играло никакой роли. Отхлестала как мамка, даром что по щекам. И спасибо, что не ощипанной курицей.
Отмывшись, некромант с неохотой вернулся в комнату, где спал Гипнос, а Камелия вела личные записи, к которым Алекто пытался присмотреться, пока некромантка засыпала, сидя на полу. Один раз он своими руками отнёс девушку спать на кушетку. Для личного удобства. Так он смог сесть за стол и покопаться в записях, пока Камелия не проснулась и не погнала его снова. День за днём тянулись, Алекто уже начал сомневаться, а не отрезал ли он чего лишнего этому несчастному Беннатору, хотел связаться с Культом и предупредить Уравнителя, но отказался от этой затеи. Решил подождать ещё несколько дней.
***
Через две недели пребывания Алекто и Гипноса в доме Катосов дело продвинулось. Мистик вошёл в комнату, где лежал Гипнос, с кружкой травяного отвара. Несло от него жутко. У служанки на кухне глаза слезились, когда Алекто заваривал свой фирменный бодрящий чай. Содержание было по старинному родовому рецепту «вся трава, что есть, лишь бы не прос… прочихаться». К горькому привкусу, который у нормального человека вызвался бы желание прочистить желудок и прополоскать рот чем-то крепким, мистик давно привык. Он напоминал о детстве, вызывая редкие мгновения сентиментальности. Да и гадить помогал, что уж там. В доме Катосов Алекто совсем забыл о том, как надо правильно расслабляться. Расслабишься тут, когда кругом снуют шпионы Эарлана. Ещё заглянут на огонёк, а у них тут акропосский отрок с отпиленной половиной тела, куча драгоценных камней и костей, а вон в той урночке – останки Вилрана Беннатора и охапка жирных червей. И три предателя на весь дом. Красота.
Он услышал разговор и заглянул в комнату, когда Камелия с Гипносом тренировали его новую руку. Алекто, не убирая кружки, полез за чем-то в карман и протянул Гипносу кусок пергамента, на котором неровным почерком и с ошибками значилось:

«Типерь ты не полторашка»
Мистик улыбнулся со странным гортанным звуком, который означал не то смех, не то чистой воды издевательство гиены. Зубы у него, на удивление, были не гнилыми.
Алекто посмотрел на девушку, покачал головой. Они задержались в доме Катосов. Время не терпело. Мистик знал, что Гипнос должен отправиться в Пантендор, чтобы провернуть там одно дело. На это тоже уйдёт время, да и здесь небезопасно. До этого дня им везло. Никто из ищеек Магистра не заглянул в дом Катосов с визитом недоверия.
Мистик отставил кружку, написал на записке три слова.

«Время» и «красные маки»
Записку показал Гипносу, а потом посмотрел на Камелию, спрашивая у неё о прогнозах и состоянии Беннатора. Выглядел парень бледным, как смерть, но он пережил лихорадку, не гнил, не умирал, рукой действовал слабо, но действовал.
Алекто показал два пальца. Два дня.
[nick]Алекто[/nick][status]Молчун[/status][icon]https://i.imgur.com/vkhSNXM.png[/icon][sign]
По всякому можно делить людей. Иногда их делят на людей и не людей.
Удивленный палач сказал: «А я делю их на головы и туловища».[/sign]

Совместно с Гипносом Беннатором

Камелия безразлично передёрнула плечами.
― Я не руководствовалась настолько личными целями, но была субъективна. Оказалось, что мой брат сотрудничает с Культом давно и плотно. Я знаю, что Джеральд выберет то, что выгодно для рода, ― она отчеканила эти слова так, как кувалда била по металлу, ― а я верю в Джеральда. Исходя из того, что мне известно, Культ не исчезнет и в случае проигрыша.
Она сделала неопределённый жест руками.
― Эта война не последняя. Однажды она закончится, и будут войны ещё ― такие же жестокие и разрушительные, а с новейшими технологиями ― даже хуже. Но остаётся наука, Гипнос.
Она склонила голову.
― Наука превыше всего. Наука всегда останется единственной истиной. То, что я сделала для тебя...
Камелия затихла.
― Мне поступят новые заказы, безусловно. На новые протезы. Я сделаю их. Они будут подвижнее, мобильнее, в чём-то лучше, в чём-то хуже. Потом мои знания и открытия начнут осквернять. Примерять к войне, проявляя типичную пошлость. Но это прорыв.
Она закусила губу.
― Это крошечный шаг, но он приближает нас к правде. Культ обещал мне поддержку и финансирование. Впервые мои исследования не высмеиваются и не объявляются смехотворными.
Камелия не позволила звенящей тишине повиснуть между ними.
― К тому же, юный Беннатор, тебе нужна была помощь. Я хороший зачарователь. Я не думаю, что кто-то другой смог бы выполнить эту операцию на должном уровне, учитывая особенности твоего положения.
И её бледные губы, полноватее, чем нужно, тронуло подобие улыбки.
― Я допускаю мысль, этот предводитель доверил тебе некую миссию.
- Да, - не стал скрывать Гипнос, понимая, что и она не будет просить его рассказать подробнее. Какое счастье, что Камелия была умна. - Есть кое-что, что мне нужно будет сделать.
Он снова замолчал, размышляя над ее словами. Джеральд. Она верила в Джеральда. А Гипнос ― все то время, что они переписывались ― знал, что Джеральд служит Культу. Он ни разу не спросил об этом у Камелии в письмах, поскольку не был идиотом, а кроме того, полагал, что она и так знает. Выходило, что не знала ― но с другой стороны, это была тайна Джеральда. Сам Гипнос тоже хранил много слишком опасных тайн.
- Джеральд... - пробормотал он, задержавшись взглядом на потрете молодого де Катоса. - Совсем на себя не похож...
Он вновь ощутил странное несоответствие. Да, он видел лицо Джеральда без маски, изуродованное шрамами и отметинами ― и вряд ли кто-то мог бы придраться к несходству черт. И все же некий диссонанс царапал память, только Гипнос никак не мог понять, какой.
- Мне очень жаль, что я не увижу его перед отъездом. Передашь ему от меня самые лучшие пожелания? - он заметил, как и без того непроницаемое лицо Камелии «закрылось» окончательно, будто живые и ясные глаза заслонило створками ставен. - Все в порядке?
Наступил тот момент, когда тонкая линия материи, соединяющая собеседников, беспощадно и бесповоротно рвалась. Комната почти не освещалась, и в этих тёмно-серых, почти грязных бликах света Камелия как никогда походила на своих родственников, каменных статуй из оранжереи. Наконец, гнетущее безмолвие прервал голос Камелии ― уравновешенный, выверенный, не заинтересованный.
― Не похож на себя? Что ты имеешь в виду, Гипнос Беннатор?
- Не знаю, - честно ответил некромант. - Не могу понять. Я работал с ним, ― да ты и сама в курсе ― и случайно видел его без маски. Изуродованный он словно... другой, - он вновь посмотрел на обаятельного юнца на портрете. - Нос, подбородок... должно быть, это все его шрамы. Жаль, что они уничтожили такое красивое лицо.
Камелия проследила за взглядом, который юный Беннатор бросил на портрет её старшего брата. Она вся напряглась; губы сжались в тонкую полоску, костяшки пальцев побелели, так сильно она сжала кулаки. Камелия долго, очень долго вглядывалась в портрет юного Джеральда, а потом моргнула ― и всё вернулось на свои места.
― Да, ― подтвердила она, ― Джеральд ― один из самых красивых мужчин, которых я встречала. Изобразительное искусство не отличается точностью.
- Ты скучаешь по брату, - тихо заметил Гипнос, поразившись в этот момент тому, насколько сходные чувства испытывали они оба. До сих пор он думал, что лишь Беннаторам свойственна столь глубокая и необъяснимая тоска по родственным душам ― среди прочих семей некромантов не была распространена братская или сестринская любовь. Но этот взгляд был ему слишком хорошо знаком. - Как и я...
― Я люблю своего брата. Он ― моя семья. Единственная семья, которая у меня была когда-либо, ― Камелия часто захлопала глазами.  ― Почему тебя это удивляет? Это распространённое явление.
Она поднялась резко и зашлась в кашле.
― Тебе необходимо отдохнуть. Завтра наш последний день. Я приду к полудню. У тебя остались вопросы?
Некромант вздохнул и снова прикрыл глаза.
- Нет, вопросов у меня нет, - Гипнос едва заметно покачал головой. - Есть лишь просьба. Небольшая. Завтра я хотел бы кремировать останки Вилрана Беннатора и попросить тебя спрятать прах у себя. Когда... если я вернусь, я заберу его, чтобы упокоить в фамильном склепе нашей семьи, но сейчас я не могу этого сделать.
Она выслушала просьбу и кивнула.
― Хорошо.
Она не умела прощаться и не желала хороших снов. Дверь за Камелией же Катос закрылась почти бесшумно ― измотанная и опустошённая, она, впервые за несколько месяцев, спешила в кровать, а не в лабораторию.

***

Katatonia — Hypnone

Следующий день прошел в изнуряющих, тяжелых для ослабленного тела упражнениях.
Гипнос поставил своей целью непременно встать на ноги, и под присмотром Камелии вновь и вновь, до боли в руках, опирающихся на обе сделанных ею трости, ходил по комнате. Падал на кровать, чтобы отдышаться и глотнуть тоника и холодной воды, лежал несколько минут и приступал к тренировкам снова.
Костяная рука слушалась. Мелкие движения были ей не под силу ― Камелия уверяла, что со временем он сможет устранить этот недостаток ― но она уже вполне способна была удерживать предметы. Случая опробовать защитные заклятья, подвешенные на камни и амулеты, у Гипноса еще не было, но простой физический удар рука держала великолепно: однажды, не рассчитав силы, он упал на нее всем весом, выставив ее для защиты тела ― и, несмотря на лютую боль в плече, костяной протез остался целым и невредимым.
К вечеру он почувствовал в себе достаточно сил, чтобы вслед за Камелией доковылять в подвал и сжечь останки брата.
Гипнос бережно извлекал из банки с формалином сперва костяную руку, затем часть грудной клетки и правое плечо с детской ручкой и клал их в бездымное магическое пламя, пожиравшее плоть. Последней извлек маленькую иссохшую голову, на миг задержал в руках ― и отправил в огонь и ее тоже.
Вилран поймет. Должен понять.
К тому времени, как в лаборатории бесшумно появился Алекто, пламя уже угасло, и немертвые слуги де Катосов бесстрастно пересыпали прах и пепел в маленькую черную шкатулку. Невесомый серый порошок, теперь недоступный для чар некромантов ― но остающийся вечной памятью о том времени, когда близнецы из Акропоса были неразделимы.

***

Прощаться Камелия де Катос не умела. Стоя в прохладном помещении бывшей темницы, облачённая в почти что траурный наряд, она, пересыпав прах Вилрана Беннатора в фарфоровую шкатулку с потайным дном, продолжала перечислять необходимые требования и инструктировать Гипноса.
— ...ежевечерне проверяй амулеты и накопители маны в течение первых четырнадцати дней. Я составила краткую памятку с предварительными расчётами о тех нагрузках, которые рука способна выдержать. Не спеши проверять их до тех пор, пока в полной мере сам не восстановишься. Я отметила дни обязательных визитов, когда тебе надлежит явиться в поместье ко мне на осмотр...
Того, что произошло дальше, Камелия не ожидала, и приросла к тому месту, где и стояла. Широко распахнув глаза, она беспомощно хлопала ресницами, походя на тряпичную куклу.

— Спасибо тебе, Камелия. За все.
Гипнос внезапно шагнул вперед, мягко привлек ее к себе. Костяная рука легла на спину между лопаток, и Гипнос ощутил, как хрупки ее позвонки, и с какой легкостью его новообретенный протез мог бы переломать их за единое мгновение. Он чувствовал, что мог бы сделать это — если бы захотел. Если бы решил, что те тайны, которые он лишь слегка приоткрыл Камелии де Катос в минуты слабости, не в безопасности...
Он обнял ее. Просто обнял, как мог бы обнять сестру, которой у него никогда не было.

Камелия неловко и неуклюже похлопала Гипноса Беннатора по спине.
— Это необязательно... — заметила она почти робко. Дрожащими руками, она скользнула по его искривлённому позвоночнику и затихла, не представляя, как ей реагировать на подобное проявление чувств.
С мистиком Алекто Камелия прощалась иначе — кивком. Она до сих пор ощущала некое смущение перед этим двухметровым посланником предводителя Культа, и, шагнув вперёд, всучила ему аккуратную замшевую папку, в которую были сложены сшитые пергаментные листы.
Ещё утром служанка попыталась пожаловаться ей на то, что проститутка потребовала тройную оплату за сеанс с некромантом. Камелию не волновали нюансы — она, тяжко вздохнув, приказала заплатить столько, сколько просят. В конце концов, расценки на услуги подобного характера её никогда не занимали, и разбираться в экономических хитросплетениях данного рынка ей было не интересно.
— Это отчёт о проделанной работе с уравнениями, чертежами, наблюдениями и выводами, — пояснила она, когда заметила, что на лице Алекто появилось некое выражение эмоций, определение которым она подобрать не могла. — Я не имею права поручить собирать данные об эксперименте некомпетентному в данном вопросе некроманту, также как и не имею права не обеспечить заказчика подробными записями. Также тут представлены разработки и предположения, в каком направлении стоит работать дальше. При утере папки, я обязуюсь восстановить записи по памяти, — заверила она мистика, чтобы тот не переживал за сохранность небольшого дневника.
Перемнувшись с ноги на ногу, Камелия вздрогнула от разряда холода.
— Юный Беннатор, пускай твоя миссия закончится удовлетворительно, а потери не будут превалировать над приобретениями, — искренне пожелала она Гипносу удачи, и это было больше, на что была способна неоромантка.
— Мне нужно возвращаться к работе. Я потратила слишком много времени на данный проект, — многие заказы от аристократии Анейрота требовали её непосредственного участия. Камелия махнула рукой, и слуга-скелет, нагруженный тяжелыми фолиантами, открыл перед нею дверь. В подземной лаборатории ничего не оставалось напоминанием о недавно проводимых операциях — только тонули во мраке начищенные до блеска стеклянные колбы и трубки для перегона жидкостей.
Дверь за Камелией де Катос захлопнулась раньше, прежде чем мистик Алекто успел открыть портал.
[icon]https://i.imgur.com/jUqYdD3.png[/icon]

Отредактировано Камелия де Катос (09-08-2019 22:04:36)