- Пленница, - позвал ровный голос из-за почти глухой двери. В замках книжных злодеев роль темницы выполняют грубые сырые клети. Культ же - Фойрр знает, кто и у кого подсмотрел или догадался сам, но идея здравая - очень любит глухие тёмные мешки. Ни сыро, ни жарко, ни холодно, ни капли света с небесных светил и глотка свежего воздуха. Два шага вширь, четыре в длину, а высокому мужчине, с, например, теперь всемирно прославившегося Некроманта - даже не выпрямиться. О, Гильермо изучил их очень хорошо - он сидел в такой камере какое-то время. До того, как Варлок наградил его лично своей меткой, что теперь въедалась клеймом в некогда чистый и неискажённый ни морщинкой лоб псионика и расползалась по телу, лихорадочно золотя магические ожоги и глаза.
Псионикам, связанным порчей напрямую с разумом некроманта, было очень непросто с концентрацией на своих делах, когда хозяин колдовал...
Так вот... Эти "мешки" были созданы очень верно. В них было тесно, не гулял сквозняк, не было света и какого-либо следа внешнего мира, и за толстыми стенами раскиданных по разным уровням и концам камер - не перестучаться - и укреплёнными дверьми умирало само ощущение пространства и времени. До знакомства с подземельем Синдерспайра Гильермо никогда его особо не считал. Познал ценность, научился. Метка теперь отсчитывала жизнь для всех них.
- Твоё время пришло, - без тени пафоса добавил Крысолов, поглаживая дремлющего на плече белого крыса. Другой рукой он поворачивал ключом сложный, но добротно смазанный дверной механизм.
"Если делаешь тюрьму, из которой зудит сбежать - сделай её добротно", - вспомнилась демону крылатая фраза. Варлок знал, как играть со словами. Как иначе бы он, человек, так далеко зашёл, оставаясь незамеченным добрую треть тернистой дороги? На самом деле, весь Зольный шпиль - тюрьма, но сбежать из неё хотят только обитатели мешков. Остальные, которые без цепей и впроголодь не живут, счастливы в своём плену-рабстве. Это ненадолго. До самой смерти.
Вместе со светом фонаря и сиянием глаз Гильермо в камеру попадает хоть какой-то значимый свет. Вампиры не так боятся темени, но полной темноты, когда даже щель для подачи скудной пищи сделана с дверью внахлёст и "украшена" примесью ненавистного обсидиана? Вряд ли изоляция оставит даже кровососа равнодушным.
Другой ключ вставлен в приковывающий к полу цепи крюк, и он выходит из пазухи пола со скромным позвякиванием. Оковы с небольшими, но такими неприятными пластинками вулканического стекла, невозможность в них хоть как-то вывернуть иначе запястья. Самая продуманная в мире тюрьма самого невероятного его разрушителя.
- Поднимайся и иди впереди, - равнодушным тоном, подхватив цепной поводок, приказал Крысолов. Его фамилиар уже пробудился и сиганул на пол, убегая вперёд. - Лестница - направо.

[ava]http://i64.fastpic.ru/big/2014/1009/36/40d3bc8dbbb7c998772b7cf925060036.png[/ava]

Молчание башни, глухость и равнодушие её чёрных стен и упрямое безмолвие женщины в оковах. Гильермо зачерпнул магии, пытаясь прослушать её мысли. Истощённая, не имеющая возможности не то что восстановить ману, но и заживить дыры от губительного адамантита, клыкастая вряд ли могла хоть что-то противопоставить опытному псионику. И он долго слушал, не выдавая себя, лишь под конец, когда гул магии и коллективного пения с уровней над землёй стал отчётливо слышен, сказал:
- Ты увидишь много, совсем скоро, и вряд ли тебе это понравится, - раньше вербовщик Гильдии Убийц был с высокородными и клиентами, и жертвами, до отвращения любезен - теперь перестал, - а надеяться, сжав зубы, действительно глупо. Культ получит своё. Он получит своё. Сколько ни сопротивляйся.
Белый крыс выпрыгнул в полоску яркого тёплого света, а следом за ним - и пленница с пленителем. Они вышли из подземелий, и в высоких арочных сводах меж рядами ребристых колонн их приветствовал спускавшийся с Пределов свежий ветер. Весна. Иронично, но так понятно, что вокруг Зольного шпиля, через который протекала, даже в эту самую минуту, самая страшная и убийственная ворожба, подземелья которого стали чуть ли не частью мира теней в мире живых, силами сотен магов ревностно поддерживалась и даже приумножалась природная чистота.
За небольшим отдыхом на наземном уровне, который был, несомненно, нужен ослабленной пленнице, последовала уже совсем другая лестница: достаточно освещённая, более просторная, в своём подъёме нередко разделяющаяся на новый пролёт и ровный коридор с дверями и проходами. Иногда Гильермо думал, что его место в мире не сильно изменилось, что он всё такая же жалкая, но значимая деталь огромного механизма, этого муравейника. Мысль эта сейчас даже больше, чем всегда, успокаивала тщеславие Крысолова, когда всякий раз сила сверху не позволяла ему загнать и запытать так, как он считал лучшим, ещё одну жертву. Его ведь так и не допустили ни до могучего демона, ни до этой вампирши - лишь сейчас. Не дали насладиться ни неверием в поражение, ни отрицанием, постепенно перетекающим в смирение. Будь Гильермо мастером, которому доверили выведать всё о путешествии этой троицы отчаявшихся, он давно бы уже получил и передал все ответы. Или, в худшем случае, сегодня. Но Кайлеб Ворлак не доверяет тем, от кого, казалось бы, так зависит всё его превосходство над остальным миром. Некромант едва доверяет самому себе, предпочитая разбираться самостоятельно, когда ему стоило бы более всех заботиться о стремительно убывающем времени. Посаженные им на короткую цепь псионики знают, как бы ему это не нравилось.
- Стой, - приказал Гильермо, одёргивая конец цепи. Напев на языке Силентеса разливался до сводов и стекал вниз прямо за поворотом, ведшим в огромный и важный для жизни в башне зал. - Жди.
[ava]http://i64.fastpic.ru/big/2014/1009/36/40d3bc8dbbb7c998772b7cf925060036.png[/ava]
Использовано: Телепатия

Отредактировано Гильермо (12-10-2014 08:42:16)

Шериан знала эти фразы на зубок. Могла загнуть ещё парочкой подобных. Все злодеи одинаковы. Иногда кажется, что у них есть какое-то особое пособие, в котором их учат, как и что надо говорить пленным, пытаясь выбить своё, но вампирше было уже всё равно. Она давно перестала огрызаться, язвить или вообще отвечать на ненужный разговор. Гильермо говорил с самим собой, Эрейн даже не пыталась его слушать и, тем более, услышать. Она, как надоедливую мелодию из шкатулки, проворачивала в голове только мысль о доме и детях. Больше ей нечем забивать свою голову. Война может добраться и до них, но, пока она не увидит это своими глазами, не коснётся, не поверит, что всё уже кончено. Для неё – возможно, но не дня них, пока они находятся за пределами этой проклятой башни.
Она уже не помогла пошутить по поводу повязки и мешков, которые больше не мешали ей видеть всё своими глазами. Кажется, этот демон уже перепробовал всё, что можно и решил дать ей насладиться картиной, думая, что от этого что-то изменится, а, может, это её последний день и нет нужды скрывать всё за чёрной вуалью, когда гной сочится в прорези и щели.
Это странно, но… Она не винила Марека за то, что произошло. Знала, что с его лёгкой руки Кайлеб Ворлак смог распоясаться в мире, сжигая всё дотла, но он не виноват в том, что у кого-то шарики зашли за ролики. Шериан не исключала того, что не знала всей истории этой троицы, уничтожающей мир одним своим существованием – не было времени толком поговорить об этом, и не хотелось. Некромант сам осознал свою ошибку, но лучше поздно, чем всю жизнь бегать от судьбы.
- Разбитый дом… Разбитый мир… А началось всё с разбитой жизни. И даже не её смерть тому виной. Не её жизненная нить, которая оборвалась слишком рано.
В голову начали одна за другой пробиваться самые бесполезные мысли из всех, которые могли в ней вообще зародиться. Но о чём ещё думать пленнику, когда ты точно знаешь, что борьба не приведёт ни к чему? Это её единственное развлечение – думать обо всём, что не приносит пользы ни ей, ни другим. И так медленно, день за днём, сходить с ума в одиночестве и бесконечных пытках. Жадно пить ту жалкую кровяную подачку, словно изголодавшийся пес, вылизывая всё до капли, пока не исчезнет даже запах. Как бы ей хотелось получить хотя бы один камень крови, пусть самый маленький, но немного утолить голод, который никогда её не покидает. Сутки без пыток – всё равно пытка. Раны ноют, нестерпимо болят и каждую минуту напоминают о том, что скоро их будет больше. Намного больше. Её сил не хватает на то, чтобы исцелиться, и вряд ли когда-нибудь хватит. Грязная от грязи, пота и крови, она кое-как перебирала ногами, которые отказывались слушаться, отзываясь на её потуги сделать шаг лишь через раз. Она хотела экономить силы, но не могла – кукловод играет, а кукла пляшет…
Женщина не смотрела по сторонам. Только по ноги и слепо, не следя за дорогой или коридорами, по которым её вели, пока не заметила свет.
- Солнце…
В груди что-то щёлкнуло, романтично и неестественно отзываясь на тёплую ласку Жрицы, отвергнутой Богом вампиров, но… следом что-то щёлкнуло в голове, и Шериан поняла, насколько она ошиблась в своих желаниях. Отшатнулась назад, желая вернуться обратно в тень. Эти объятия слишком жаркие дня неё и слишком крепкие, липкие, мерзкие. Она всем телом чувствует, насколько слаба и ничтожна. Насколько уничтожена… открытая кожа краснеет и горит в тех местах, где её, незащищённую грубой тканью, пылко целует солнце. Грязь и кровь, смешанные на теле, защищают его, давая лишь пару секунд передышки, но ей уже начинает казать, что заживо сгорает всё тело. Женщина, словно ужаленная, пытается смахнуть с себя лучи солнца, содрать алые круги, возникающие на обожженной коже, но только сильнее ранит себя ненавистным стеклом, стискивая зубы и хрипя от боли вместо слов.
Остановиться и ждать… Так хочется упасть. Прямо здесь. Прямо сейчас. Жадно и шумно вдохнуть, пытаясь передохнуть от боли, поддаваясь окутывающей липкими объятиями слабости, но это ещё не конец. Впереди долгожданная встреча и новые пытки со старыми вопросами. Кайлеб Ворлак… Каждый раз она зачем-то пыталась заглянуть некроманту в глаза, но не в поисках ответы на вопросы: «почему так», «есть ли у него душа» или «что толкнуло его на скользкий и прогнивший путь». Нет. Она хотела узнать другое – а жил ли он когда-то по-настоящему. Ведь то, что она видела, окутывающее и окружающее мужчину, не можно причислить ни к жизни, ни к смерти.
Снова солнце. Эрейн не могла спрятаться за спиной некроманта, чтобы защитить себя от лучей. Только закрыть глаза, чтобы их не так сильно жгло сквозь закрытые веки, но тело трусило, била дрожь. Измученная, уставшая, разве можно здесь что-то сказать? Когда от ещё одной пытки начинаешь забывать своё имя. Или это всё не от солнца? Ведь она так близко к горизонту, что вот-вот настанет её время – сумерки, а с ними придёт утешающая ночь. Впрочем, Шериан уже давно не видела в ней утешения.
- Я… хочу… видеть… сына… живым, - кое-как выдавила она из себя высохшими от жажды языком и губами. – Вдали… от тебя.

Шериан и не надеялась на то, что у некромантского ублюдка вдруг появится желание подарить её сыну свободу и оградить от своего общества на долгие-долгие годы счастливой и беззаботной жизни. Его ответ предсказуем, как и её реакция на очередные вопросы, оставшиеся без ответа. Бесполезный разговор бесполезных нелюдей.
- Правильно поставленный вопрос – гарантия удовлетворяющего ответа.
Кайлеб хотел, чтобы она говорила, она это сделала, а то, что она не стала выбалтывать всё то, на что он рассчитывал, а затянула старую песню о детях, проблемы лично его. Искусный оратор должен знать, как общаться с публикой и, тем более, теми, кто у него дома в гостях и в кандалах.
Цепи упали, звон эхом отразился в ушах вампирши. Будь у неё больше сил и рвения выбраться отсюда, она бы воспользовалась этой возможностью, но, ощутив тяжесть оков сполна, чуть пожалась вперёд, удержавшись на ногах. Оковы показались ей невыносимо тяжелыми и тянули к земле чуть слабее осознания того, что ей отсюда уже не выбраться. Как и не выбраться Ургашу и её сыну.
- Если они ещё живы.
Эрейн не была уверена и в том, что дома всё в порядке, что война не отняла у неё Харуку или Эстель, но, не видя их кончины, не могла поверить в то, что они мертвы. Они будут живы для неё до тех пор, пока она своими руками не коснётся охладевшего безжизненного тела, но и тогда осознание придёт не сразу, а лишь со временем, когда пройдёт стадия отрицания, но и тогда, приняв это, она ещё долго будет думать, что слышит их шаги, голос, видит силуэт, даже умом понимая, что их уже нет. Если бы она вообще захотела жить в таком мире, где у неё не осталось ничего. Она и сейчас, выпади такая возможность, не стала бы бороться за жизнь, только если бы знала, что информация не попадёт в руки Ворлака, но он не остановится. Будет трясти её до последнего, как дети свинью-копилку, надеясь, что монеток хватит на леденец, даже если там нет ни сьера. Он долго тряс её, пытаясь вытряхнуть все внутренности наружу вместе с информацией, которую хотел, как пьяница полный стакан и бутылку, и в какой-то момент она должна была разбиться или отдав ему монетку, прилипшую к стенке или оставив ни с чем.
Эрейн стиснула зубы и сжала кулаки. Кровь снова потекла из новых ран, но она не почувствовала боли. Безжизненные и опустевшие глаза пылали от гнева и, если бы она только могла, то разорвала бы его на мелкие куски одним только взглядом, пролила всю свою кровь, отдала последние силы, чтобы обвить его же кандалы вокруг этой шеи и сдавить до хруста и последнего хрипа, до самого конца смотря его в глаза и нависая над ним, чтобы он только знал, что мир что с ним, что без него, одинаково ужасен.
Пусть они с Уильямом никогда не были связаны кровным родством, но это был её мальчик. Её сын. Дампир он, приёмный ли – это не имеет никакого значения. Он её и только её. Как бы сильно не играло желание оградить его от всего, она не смогла этого сделать. Теперь она знала, что он жив, но и сейчас не смогла успокоиться. Да, теперь по вкусу и запаху его крови она могла бы знать, жив её сын или нет, но и доить его, словно скот, чтобы иметь силы она не могла. И позволять не хотела.
- Ублюдок… - она дёрнулась к некроманту, хотя знала, что не могла ничего предпринять и даже ударить это подобие человека, в котором не осталось ни грамма человечности. Не могла вскрыть его глотку своими клыками, чтобы наблюдать за тем, как из него хлыщет кровь, которую она бы с радостью отдала вианским шакалам, потому что только они, как падальщики, смогут жрать эту дрянь, не рискуя сдохнуть от смрада.
Кайлеб сам пришёл к ней навстречу, но она не шелохнулась, всё так же, чуть прогнувшись и подавшись вперёд, словно зверь, готовый к прыжку, она смотрела на него, представляя, как рвёт на части прямо в этом зале. Его вопрос остался проигнорированным, но женщина больше не молчала, выплевывая одно слово за другим, когда эмоции пересилили ее, выжимая последнее, что ещё осталось от подавленного бунта.
- И ради этого ты решил создать будущее, уничтожить одну падаль, чтобы поставить во главе другую. Чем твой мир лучше прежнего, Ворлак?! Где в нём твоя правда?! Даже уничтожив весь мир, ты не сможешь его очистить. Это закон жизни. Такие как ты или я всегда были и будут. Это наша цепь, и кто окажется наверху хищник или ты, нацепивший шкуру и клыки зверя, покажет лишь время. Прыгая выше своей головы, ты свернёшь себе шею. Такой идеальный мир ты строил для неё?! Тогда чем ты лучше него?! - она резко замолчала, тяжело дыша, но взгляд её не изменился, всё так же желая крови лжевампира.

Шериан шумно дышала, не отрывая взгляда от некроманта, напоминая разъярённого быка, который вот-вот бросится на ненавистную красную тряпку. Слишком она замелькалась перед её глазами. Слишком много дерьма в мир вылил Ворлак, чтобы прощать его за содеянное. Слишком много боли, которую она хотела ему вернуть, щедро помножив полученное на десять, если не на сотню, а то и больше. Он раздражал её одним своим существованием. Изначально, только узнав историю троицы из первых рук – Алека, который долгие годы не называл даже своего настоящего имени, женщина сочувствовала всем. Даже Кайлебу, жалея того, кто своими действиями доказал, что жалось к павшим людям – самое нелепое, что она когда-либо себе позволяла. Если он не справился со своей болью, не смог переступить через грабли, о которые год за годом продолжал упрямо биться, как законченный мазохист, то это не повод для жалости. Таким стоит отвешивать пинок, а не протягивать руку. Не смог подняться – не достоин жить, а он подняться не смог, только сильнее растирая по себе грязь, в которой купался, как счастливая свинья. Не ему судить тех, кто допустил в своей жизни ошибок, кажется, меньше, чем эта святая добродетель с лживым естеством  и смехом, ничуть не меньше мерзким, чем он сам.
Шериан не удержалась на ногах, при первой возможности поцеловавшись с полом, который не придал ей уверенности в том, что земля не уйдёт из-под ног снова. Вздохнула, чувствуя, как болит всё тело, а не только «поцелованная» щека. Оковы не дали смягчить падение, и оттого запястья снова заныли от боли. На языке появился солёный ржавый привкус – своя кровь никогда ей не казалось сладкой. Женщина сплюнула прямо под ноги некроманту и предприняла попытку подняться, не совсем удачную. Порыв эмоций не мог даровать ей утраченный силы и вернуть былое великолепие формы. Ран стало ещё больше, чем до выхода из её новых апартаментов, а жажда возросла, стоило искупаться в лучах заходящего солнца. Она хотела крови, и она её получит – не важно, каким путём. Попав в капкан, койоты начинают грызть свою лапу, чтобы снова обрести свободу, вампиры – охотника. Эрейн, пусть и поступила, как девчонка, но стиснула зубы на руке мужчины с такой силой, пытаясь выдрать щедрый кусок, какой могли позавидовать даже Виан, привыкшие рвать и драть плоть, как звери. От той мысли, что Кайлеб позволил себе коснуться её, стало ещё отвратнее и клыки глубже вошли в плоть, прорывая её. То, что попало ей на язык, нельзя назвать кровью. У этого существа, бывшего когда-то человеком, в чём вампирша сомневалась, не было крови. Мерзкая, горькая, липкая дрянь заполнила рот, обжигая язык. Рванув всё, что только можно и насколько хватило сил, она разжала челюсть и сплюнула горечь на пол, закашлявшись. Такую паскуду не станут жрать даже падальщики, потому что это нельзя назвать ни кровью, ни мясом, ни пищей. Кажется, любой мертвец, восставший из могилы, будет приятнее на вкус, чем это.
Выплюнуть получилось не всё. Привкус остался, напоминая о той смеси, которой ей невольно пришлось перекусить. Она собиралась только укусить, причинив боль, но, увы, часть недокрови угодила в желудок, который сжался от спазма, едва не вернув назад и новую подачку с соками некроманта, и кровь, благодаря которой она вообще держалась.
Арис тяжело дышала, жадно глотая воздух, перепачканным в собственную и некроманта кровь, ртом. Приподнялась на локтях, собираясь снова подняться на ноги, пусть и не сразу и снова и снова раздирая ноющие запястья и отбивая себе падениями всё, что только можно, но пока у неё было хоть какое-то подобие сил, она не собиралась ползать в ногах у этой мрази.
Новая волна боли прошла по спине тонкой ядовитой змеёй, оцарапавшей уже давно не нежную кожу. Вампирша стиснула зубы, сжала кулаки с такой силой, что в кожу впились обломанные грязные ногти – одна боль отвлекала от другой, но ей не время думать о боли, она ещё должна подняться. Должна сделать хоть что-то. Некромант рушит одну попытку за другой, и вот его нога уже опущенная ей на плечо, вынуждая прилагать больше усилий для одного неуклюжего и нелепого действия, а потом тело содрогается от новой боли. Воздух из лёгких вырывается вместе с хрипом, когда посох пронзает его тело, прибивая к земле. Из широко распахнутых глаз покатились неконтролируемые слёзы. Она потерялась в пространстве на несколько секунд, которые показались ей вечностью. Перед глазами начали вспыхивать ужасные картины разрушенного мира, людей, которые бегут от огня и нежити, пытаясь спасти свои жизни и детей. Крики, омерзительные хруст рвущихся тканей и всплески крови, задыхающихся и тонущих в смерти людей. Эрейн медленно подтянула к груди дрожащие руки, которые она едва могла контролироваться, заставила себя вытолкнуть из головы картины, вспоминая всё самое яркое и светлое, что было в её жизни.
- Эстель…
Один отрывок прошлого за другим. Её первый день рождения. Крохотное беззащитное тельце, которое она, наконец, может взять в свои руки. Первые шаги, первый праздник, первая неудачно сшитая кукла или разбитая ваза. Все мысли заполнила только дочь, оставленная где-то там, в стенах Мирдана, куда ещё не добралась эту чума.
Ещё один всхлип, тихий стон, Ариго подобралась, насколько ей это позволяло её положение и, что было силы, ударила железными браслетами по ноге некроманта, в попытки освободить своё плечо и нарушить начатое заклинание. Запястья отозвались новой болью.
- Проклятый адамант...!

Безудержное веселье. Запах крови Ворлака, бездарно пролитой на пол и тряпки, не привлекал вампира и не будил в ней жажду крови. Говоря честно, шея Кайлеба и то, что течёт в нём, создавая видимости жизни, - это самое последнее, что она хотела бы сожрать, находясь в гостях у злодея Рейлана, но кое-что положительное она всё же в этом нашла. Сделал гадость – сердцу радость! Пакость была маленькой и детской. Ничтожно маленькой. Эрейн хотела большего, но, оставаясь реалистом, понимала, что ничего толкового из этого не выйдет. Она слишком слаба для того, чтобы в полную силу противостоять некроманту, который, о боги есть на земле, и сам, кажется, медленно, но верно умирал. Но слишком медленно. Они должны ускорить этот процесс, избавив мир от чудовища раньше, чем он проглотит его, не оставив ничего кроме пепла и той заразы, которой он пропитывает землю.
О будущем думать пока рано. У Шериан было только настоящее, которым она упивалась, надеясь, что ещё есть возможность что-то исправить. И пусть она уже не увидит родного города и семью, но насолить некроманту успеет.
Кайлеб упал, придавив её своей тушкой. Больно. Ужасно больно. Новые искры посыпались из глаз, и вырвался ещё один полустон полувздох, но, Фойрр дери, Кайлеб УПАЛ! О… это стоило того, чтоб потерпеть. Сдавленный, хриплый, но столь удовлетворённый смешок – это второе, чем она наградила мужчину, как только сознание вытеснило боль из головы вампирши.
Пальцы болезненно сжали лицо. Женщина перестала веселиться, но на этом останавливать свои потуги досадить некроманту не останавливала. Пусть делает и говорит всё, что хочет. Смертнику уже всё равно. Она стерпела слишком много пыток для того, чтобы отказываться от, пусть и ядовитого, десерта. И если ей не удастся убить себя раньше, чем она поддастся воле сумасшедшего, то он убьёт её сам, устав от нелепых попыток его ударить.
Ворлак продолжал её злить, но не потугами причинить ей боль, а словами – нелепыми угрозами и подтекстом, который чуть ли не орал о том, что она принадлежит ему, как ещё одна фальшивая коряво пляшущая кукла. Говорить женщине, а тем более матери, что что-то или кто-то угрожает её семье, а в особенности, если угрозой станет она сама, истинная глупость любого злодея. Эрейн не испугалась, только ещё сильнее захотела добраться до сердца некроманта, если оно вообще у него было, и сделать то, чего когда-то не позволила себе Глациалис – сжать его, чувствуя, как эта пичужка беспокойно бьётся в руке за секунду до того, как её раздавят. В глазах снова появились злость, ненависть и желание убить. Если Ворлаку удастся зашвырнуть её в ряды своих слуг, что вероятнее всего и будет, то в первую очередь она найдёт способ прикончить себя, пока ещё будет в сознании, чтобы быть уверенной в том, что не приведёт домой порчу и смерть – всё это должно остаться здесь, в обители Кайлеба.
С новым, прилетевшим в грудь ударом, из лёгких вышибло воздух со вздохом. Так ей не доставалось, даже в спаррингах и просто подачках от любого желающего, но тогда у неё и состояние было намного лучше. И форма, а сейчас что? Удушение… Нехватка воздуха. Эрейн попыталась схватиться руками за посох, чтобы отпихнуть его себя. Била ногами по полу, словно это могло ей чем-то помочь, но всё больше и больше понимала, что её история может закончиться вот так – с последним шариком воздуха, который поглотит её тело, не получив нового. И, возможно, это было бы лучшей развязкой чем то, что ждало её после. Она упустила тот момент, когда мужчина продолжил возиться с заклинанием. Закашлялась, нервно делая вдох, когда появилась новая возможность дышать. Ариго перевернулась чуть на бок, пытаясь ощупать в прошлом сдавленное горло. Приятного мало, но и это ещё не всё. Потребовалось какое-то время на то, чтобы отдышаться. Во время пыток было намного, намно-ого больнее, но истинное веселье было именно здесь.
- Награду? Твой пепельный поцелуй? Нет, спасибо.
Из омерзительных губ от омерзительного существа новые не менее омерзительные слова. Шериан вспомнила, что её работа здесь ещё не окончена. Они не доиграли, а ему пора вернуться обратно, на пол.
- Уж лучше ты ко мне, - и что было силы, не давая опомниться, двинула некроманта по ноге, но в этот раз постаралась «подкосить» его так, чтобы шмякнулся он рядом, а не на неё. Пусть ещё немного поваляется и, если повезёт, окажется под ней.