Алек, как любой разбалованный мальчишка, выросший в семье аристократов, привык брать все, что он хотел, не отказывая себе. С годами это притупилось, но не исчезло. Он оставался эгоистом, который во всем искал свою выгоду, потому что иначе жить не умел и переучиваться не хотел. Неосознанно менялся под воздействием Алисии, которая подхватила в свое время инициативу его матери, а потом его изменяла мягкая рука эниды, выстроив четкую грань между прошлым и настоящим. Зверь сам шел в новый мир, построенный не из его прихоти, а уступок, несвойственных некроманту. На этом они должны были закончиться, но оставить непонятный след в его памяти.
Мистик поймал мягкие губы девушки, снова убеждаясь в том, что она реальна, жива и он не строит новую иллюзию, которая должна заменить реальность. Вопросы о том, что правильно, а что нет, он оставил на потом и больше ни о чем не мог думать, когда Ворлак ответила ему. Мягко, невинно. Если бы он не знал ее, не помнил прошлого, то решил бы, что впервые целует ее и получает ответ с осторожным согласием. Новая жизнь была новой во всем. Он по-новому узнавал ее, по-новому касался знакомых губ и черт лица, не пытаясь вырисовать в воображении ее лицо – он знал его лучше, чем свое.
Лисса закрыла глаза, но он помнил их цвет – серые. Мягкие, теплые, живые. Полная противоположность глазами, которыми его наградил отец – холодным, отрешенным, безжизненным. Оба серые, но абсолютно разные. Ее радужка светлее, искрится. Зеркала души – так это любят называть поклоняющиеся Люциану.
Может, и правы…
Эарлан никогда об этом не думал. Голову забивали другие вещи. Все ненужное уходило прочь, уступая место девушке, давая ей заполнить сознание мага, который балансировал на грани, не отдавая себе в этом отчета. В тон ей отвечал на поцелуй мягко, ненастойчиво, но не из-за усталости. Ему нравилось начинать все заново, брать новую книгу, вдыхать запах бумаги, новых чернил, аккуратным почерком выводить букву за буквой, не давая появиться уродливым кляксам. В прошлой книге он безбожно рвал страницы, сжигал, надеясь, что так избавится от прошлого, но оно духами прошедшего преследовало его везде. До сегодня. До ее перерождения и пробуждения. До того, как он попал в ее власть. Женщины поистине коварные существа и это коварство он боготворил.
Коснулся ее лба своим, прервав поцелуй. Дал ей сомнительную возможность восстановить дыхание. Шумно втянул воздух, которого стало не хватать – забыл, что надо дышать и боль в груди напомнила ему об этом, когда он слишком увлекся поцелуем. Волосы спали на лицо, накрывая светлую волну тенью. Отросшими концами волос задел ее щеки. Задержался, наслаждаясь ее присутствием, которого стало не хватать. Она была всегда рядом в последние дни после нападения Кайлеба, но Алеку и этого было мало. Он понял, насколько сильно соскучился по ней, по человеку, который стал тем, ради кого захотелось что-то изменить, перечеркнув принципы.
Уперся локтем в постель, ладонь коснулась шелковистых волос. Светлые пряди проскальзывали между пальцев, которые днем крепко держали клинок, забравший ее жизнь, чтобы потом вернуть ей то, что забрано было не по праву.
Поцеловал, притянув к себе на уровне талии. Оставил ладонь на ее пояснице, сжимая пальцами ткань, которая не давала ему коснуться нежной кожи и дразнила теплом через материю. Эарлан не осознавал того, но желал ощутить не только ее присутствие. Одного факта того, что она жива, оказалось мало.
Оставлял след от поцелуя на ее щеке, скуле, опускался по шее к вздымающейся груди. Алисия дышала реже, но стук сердца выдавал ее. Он не мог его услышать или почувствовать, но знал это, потому что сам не пытался успокоить чертов орган, который всегда выдавал его. Глаза можно контролировать, мысль можно контролировать, лицо, тело, но не сердце – оно всегда найдет, как сказать то, что его обладатель пытается скрыть, как подставить и сделать вид, что оно самое невинное и чистое, что есть в нем. Замирающее дыхание Лиссы будоражило кровь, и он с упованием ловил каждый ее вдох, не требуя большего.
Поймал еще один вдох девушки, чтобы, поднявшись, прильнуть к губам. Появилась настойчивость предшествующая желанию, и жадность. Невинных и нежных поцелуев оказалось недостаточно. Они раздразнили некроманта, Алек хотел большего. Намного большего, чем позволял себе раньше. Осознание того, что перед ним другая девушка с лицом его невесты, останавливало, но после призыва он перестал об этом думать и готов был поддаться порыву, которому, как он считал, ничего не препятствовало, кроме ее желания.
Дыхание к черту сбилось. Мозг отключился, здравый ум покрутил пальцем у виска, собрал манатки и свалил, оставив происходящее на совесть некроманту. Он предупреждал, его не послушали, дело ваше. Эарлану было плевать на предрассудки, сомнений не было, только желание… желание… бесово желание, которое будила девушка. И это желание примешалось в коктейль из привязанности, любви, нежности и кучи других чувств, от которых он начинал задыхаться.
Мистик решил для себя, что будет растягивать, любить долго, нежно, трепетно, холить и лелеять, как самое драгоценное, что у него есть в его мрачной и чаще пессимистичной жизни, но, когда это он действовал по плану?
Да пошло оно все к… !
Алисия вызывала у него странные чувства. Невинным был не только ее поцелуй, а и все его поведение. На долю секунды Ромео, который, в отличие от Джульетты, долгие годы жил и здравствовал (честно говоря, не особо печалясь о своей потере, но грезя исправить ошибки былой молодости), почувствовал себя мальчишкой, которого впервые пустили в сад Венер. И получив богиню в свои руки, он уповал ею, любовался, как неземным созданием, которого до этого не видел, а мог лишь мечтать о встрече с ней. И марра с тем. Этот цветок богов, рожденный из семени искушения, был в его руках, которые, Безымянный его побери, не знали, что с ним делать.
Наука сладострастья была не нова и изучена им с другими дамами с легкого пинка принципов и эниды (ее он касаться не мог), но все вылетело из головы, когда Ворлак оказалась перед ним. Манящая, соблазнительная и до умопомрачения желанная. Даже ткань, которая скрывала ее тело с его глаз, не могла помешать ему насладиться картиной (до определенного момента, разумеется).
Покрывая тонкую шею поцелуями, Алек сжал вырез на сорочке и настойчиво потянул ее вниз. Тонкие лямки затрещали и порвались. Немертвый пожалел о том, что переодел девушку и лишил себя возможности любоваться ей. Было не до этого. Губы следовали за опускающейся тканью. Он приподнял Ворлак, сел, чтобы сохранить равновесие. Снимать с нее одежду одной рукой было неудобно, но он не хотел отрываться от нее и терять тепло и близость любимой. Разрывался между двумя желаниями. Он не привык в чем-то себе отказывать и, скрипя зубами, неохотно делал выбор.
Одним рывком пересадил девушку к себе на колени, сохраняя близость. Свободными руками стянул сорочку до пояса, оголяя грудь и живот. Оставил ее, чтобы вспомнить о забытых губах. Поцеловать, изучая ладонями ее тело. Касаться оголенной кожи было намного приятнее, и ткань не так раздражала его. Он целовал ее грудь, ложбинку, миновал тонкий рубец, оставленный после кинжала. Мистик не хотел портить ее прекрасное тело, на котором другой посмел оставить шрам, который всегда будет напоминать ему об ошибке. Чувство вины он мог проглотить, но шрамы не достояние девушек. Ему было стыдно за то, что он допустил такой рисунок на ее теле, но любил ее любой, и она оставалась для него прекрасной.