Последние дни в Драак-Тале Нувиэль вела себя более чем достойно. Она посерьёзнела, притихла, совсем перестала задавать вопросы, не ходила меж домов с Гуроном по вечерам и оплошностей не допускала. Принцесса предоставила Хэльмаарэ время и пространство для того, чтобы он смог придти в себя и восстановиться — она не тревожила его покой и не влипала в неприятности, помогала Найе на кухне чем могла, редко выходила из дома. В деревню драконов, такую необычную, удивительную и непохожую на всё раннее увиденное, приехал восторженный ребёнок, тянущий ручонки к каждой пуговичке, каждой бусине, сунуть в рот и попробовать на вкус, а покидал её ребёнок молчаливый, отягощённый горьким знанием. В подарок и знак благодарности она оставляла семье Гурона и лекарю Джану браслеты и небольшие обереги, сплетённые фриволите — вот и пригодились многочасовые, кажущиеся бесполезными и ненужными уроки рукоделия для благородных девиц. Последний, чёрный, с вплетённым агатом, отдать она не успела — он предназначался Нео, но Найя посоветовала подарить потом, когда разойдутся. Нувиэль руководствовалась скорее вежливостью и чувством долга, чем глубокой и искренней признательностью; в горы Алавес она входила не как Миримэ, а как младшая ди'Кель, пускай платье её было сшито из грубого сукна, а огненная медь волос выжжена.
Было ли это повелительным решением старейшины, что внял её дерзким надеждам, вызвался ли молодой дракона сам — Нео отправлялся с ними. Она не смогла сдержать своего восхищения, когда увидела не мужчину с белыми волосами, а дракона, вблизи — и настоящего. С чешуёй, крыльями, хвостом, умными глазами с хрустальный шар. Её печаль развеялась на время, которое они с Хэльмаарэ путешествовали на спине крылатого создания. Плащ не спас принцессу от холода, и, казалось, она простудилась; казалось, не заметила и просчёта Хэля с луком. У костра царило безмолвие — компания подобралась неразговорчивая. Былое напряжение ушло, не осталось явных недомолвок, но Нувиэль не могла избавиться от тяжести груза на плечах — и каждое слово, каждый жест теперь подбирала с опаской.
Поблагодарив дракона и эльфа за ужин, она ненадолго отлучилась, скрывшись в тьме зарослей; непривычная к походной жизни, Нувиэль хотелось умыться. Подозревая, что или сам Хэль решит отправиться с ней, или отправит Нео, она спокойно и уверенно пообещала далеко не отходить, и в этой просьбе столь сильно походила на мать, что грань между мягкостью Нувиэль и грациозной непреклонностью Мираэль стёрлась совсем. Какова мать, такова и дочь.
Чёрные воды реки мягко плескались, убаюкивая принцессу. Она загляделась на склонённые посеребренные головки плакучих ив, на гладкие блестящие валуны и собственное искривлённое изображение. Возвратившись не в срок, а задержавшись, Нувиэль аккуратно перебирала волосы, и, наконец, поколебавшись, решилась:
- У реки я услышала непонятный треск, как хрустели веточки. Может быть, мне показалось.
Она присела на бревно так, как усаживалась на позолоченное кресло в лепнине в тронном зале, и сложила обе ладони на коленях, чуть склонившись к костру. Принцесса не подозревала, как вести себя с Хэльмаарэ, неспособным подстрелить косулю, а присутствие Нео вызывало в ней смешанные чувства, и стеснительность она прятала за послушанием.

Вдали от привычных безопасных покоев, она училась заново познавать мир — тот, который не был застлан парчовыми балдахинами и где плесень на гранитных стенах не занавешивалась бархатом в бисерах. По-новому представлялся ей и Хэльмаарэ — Нувиэль так сильно привыкла к вечному присутствию друга, что давно не присматривалась к нему вблизи. Ей была приятна его компания, и, сильно привязанная к телохранителю, она с удовольствием проводила время с ним; и всё-таки в её мире не существовало защитника, который мог бы серьёзно заболеть, неумело строгать грубые, непригодные для сражения стрелы. Её рыцаря не могли взять ни железные стрелы, ни огонь, ни вода, ни магия. Только теперь Нувиэль начинала понимать, как многого добровольно лишал себя Хэльмаарэ, какие силы отдавал ежедневному служению короне — даже сейчас, будучи вдали от потенциальных противников и в присутствии другого мужчины, способного уберечь их обоих, он без устали продолжал тренироваться и перед сном. Сколько упорства в нём было, а оставалась ли жалость к себе? Чем дальше продвигались они по своему криво обозначенному маршруту, тем острее начинала осознавать Нувиэль, сколь многим рисковала не она, а её лучник, отправляясь на материк.
К мясу диких животных, да ещё без специй и гарнира, принцесса была непривычна, но кушала молча, с железной осанкой, отщипывая кусочки. К ней вернулась скованность, присущая всем королевским особам — когда на тебе ежесекундно сходятся несколько сотен пар глаз, учишься изяществу во всём. Нео же на приличия внимания не обращал, наслаждаясь ужином, а Хэль едва притронулся к пище. Уставшая и вымотанная эльфийка была рада поскорее устроиться на ночлег — она проснулась только под утро, пока распевались соловьи, а грязно-серая полоса рассвета окрашивала гарью дотлевающую древесину кострища. В полудрёме и полузабытьё она увидела, что успела в ночи приобнять Хэля, прижаться к нему поближе, и перевернулась на другой бок — теперь уперевшись носом в спину Нео. Не в силах сопротивляться мутным и беспокойным снам, где тревожное, искажённое лицо брата настойчиво уверяло её поскорее вернуться в Гвиндерил, к потерявшей силу духа матери, Нувиэль провалилась в забытье, и только коснулась пальцами висков на утро — побаливали.

Путешествие затягивалось. Ничего необычного или подозрительного в предложении Нео переночевать в деревне Нувиэль не усмотрела, как не подумала и вспомнить, достаточно ли средств осталось у них на такую роскошь — куда больше её интересовали жёсткие чешуйчатые пластинки на шее. В истинном облике Нео нравился ей гораздо больше, и она чуть ли не щекой прижималась к плотной броне — послушать, как бьётся драконье сердце, с каким жаром пылает. С их высоты полёта, Нувиэль мало что могла разглядеть — быстро проносились мимо угловатые острые горные пики в сахарных шапочках снега, разбивались о скалы где-то внизу горные водопады, а после остались одни голубовато-зелёные верхушки хвойных деревьев. Их передвижения превратились в нескончаемый путь — деревья сменялись горами, горы деревьями, поляны пшеницей и пшеница травой, оставалась река, нигде не виднелось ни барж, ни кораблей. Казалось, что на многие мили вокруг них совсем никого и не было, только изредка под Нео пролетал то ли коршун, то ли орёл.
Деревня, в которой они решили скоротать вечер, оказалась больше Драак-Тала в несколько раз. Посматривали на них без особого интереса и вопросов не задавали; хозяин таверны был занят тем, что протирал платки стаканы, после чего они становились ещё грязнее, а его жена отчитывала служанку и хлестала несчастную девушку полотенцем по спине.
Правду говорят, что отчаяние страждущих пробуждает скрытую алчность в иных — внимательно осмотрев путников, хозяин заломил такую цену за комнату за ночь, что пришлось брать одну кровать на троих. Нувиэль не могла понять, куда делись все монеты, которые ей так легко удалось раздобыть из казны. Ни Хэль, ни Нео спорить не стали, и согласились на скудный ужин. Нувиэль не снимала плаща и всё никак не могла избавиться от ощущения, что за ними всеми тремя наблюдают — то из-за ежевичных кустов, то из тёмных пустынных углов. Кто-то постоянно заходил, а кто-то уходил, звенел деньгами и гремел оружием, слышалось ржание лошадей и блеяние овец, хохот посетителей и ругательства, а Нувиэль тыкала ложкой в жидкую похлёбку и недоваренную морковь. После они поднялись наверх, а Нео задержался внизу — собирался подготовить отвар для эльфа. Это дало Нувиэль возможность побыть с Хэльмаарэ наедине и поделиться страхами.
— Как думаешь, долго нам ещё добираться до Пантендора? — осторожно спросила она у Хэля, с опасением усаживаясь на скрипящий матрац, а потом прошептала: — Мне снился Айрэн, и он разговаривал со мной. Всё это казалось таким... таким настоящим! А если он проникает в мои сны? Говорил, что мама совсем не знает сна, совсем не ест...
Нувиэль замялась, не зная, как подойти к разговору.
— Всё это кажется мне теперь такой глупой затеей. Может, будет лучше попросить у светлых магов отвести меня домой, а ты... ты... — она долго не могла подобрать слов, встала с просевшего матраца, посмотрела на него с невыносимой грустью и печальной решимостью, — тебе будет лучше покинуть Гвиндерил навсегда и спрятаться в глубинах материка. Может, тебе сможет помочь Нео.

Неделя, даже меньше. Нувиэль с удивлением поняла, что теперь совсем иной смысл приписывала и времени — во дворце дни и ночи сливались в один неразделимый поток, изредка разбавляемый балами и праздниками, такими же скучными, как и обычные приёмы. Мягкий и благоприятный климат Гвиндерила в сезонах не слишком различался, и потому для Нувиэль любая поездка и каждая смена обстановки выглядели настоящим приключением, казались чем-то необыкновенным, невиданным. За первые дни их путешествия она пережила вдвое больше, чем за всю свою недолгую и юную жизнь, но и этого оказалось слишком мало — титулы, обязанности и долги не давали сойти ей с тропинки. И если раньше неделя для неё была чем-то бесценным, неважным — поваляется в кровати, а потом и следующая наступит — то сейчас она как никогда ощущала нехватку времени и то, сколько всего могут вместить в себя эти дни. Острой болью отдавалось и осознание, что им с Хэльмаарэ недолго оставалось путешествовать вместе. Угрозу его жизни принцесса не сразу поняла, но чем ближе подбирались они к городу светлых магов, чем отчётливее вырисовывалась картина будущего. А ведь Нувиэль ни разу, ни единого разу и не подумала, как скажется репутация сына предателя на телохранителе! Как сплетутся в клубок змей слухи, как прольётся яд... Её простит королева, даже брат простит, поскорее выдадут замуж, но только так, чтобы имение мужа было поближе, а Хэль?
Хэля не простят. Он сам себя не простит.
— Присядешь?
Матрац скрипнул во второй раз. Нувиэль поджимала губы, теребила холщовую ткань платья — враз и мигом улетучилась её уверенность. Как же матери удавалось царствовать и держаться принятых решений? Сомневалась ли она в них, грызло ли её чувство вины? Они ведь по-настоящему никогда о том и не говорили — Мираэль попросту не позволяла дочери принимать сложных, тяжёлых решений, но огораживала её не только от невзгод и нечистот мира, прятала принцессу и от потёмок души. Вечный ребёнок, светлый и восторженный, не познает боли утрат и не ощутит вкус горя, так хочется думать любой матери — они забывают, что никогда не смогут огородить любимое чадо от самого себя.
Нувиэль обернулась к Хэлю, обеими ладонями взяла его за руку. Неизвестность завтрашнего утра пугала, но больше страшила её мысль о возвращении не во дворец, а в место, где не будет его рядом. Где он не разбудит её во время турнира и не отыщет в саду, прячущуюся от глупых шуток послов, и не будет выслушивать вопросы, и не покажет, как ловко умеет он стрелять, так, что стрела может попасть в стрелу, выпущенную секундой раньше. 
— Я никогда не забуду тебя, Хэль. И то, скольким ты для меня пожертвовал.
Искренности и боли в голосе Нувиэль сдержать не смогла. Ей очень хотелось, чтобы он понял — она благодарила его не за этот опрометчивый побег, и даже не за взятый грех на душу, а за все те годы, что он безмолвной тенью проводил подле неё.
— Мне невыносимо знать, что я была твоим мучением, а стала приговором.
И это тоже было правдой. Пустые забавы не шли ни в какое сравнение с тем, во что оборачивался Хэльмаарэ сиюминутный каприз принцессы.
— Не знаю, как справлюсь без тебя и твоих советов. Ты был мне верным другом. Ты... ты дорог мне, а причинять боль дорогим и близким... Я только прошу тебя стать счастливым, когда разойдутся наши пути. А я — я постараюсь стать хорошей опорой для своего народа.
Она протянула руку и коснулась его остриженных красных волос, соскользнула на скулу и посмотрела так, как уже смотрела — как уже смотрела однажды, после Брендирилля. Не смогла спрятать грусть, пыталась благословить, что ли?
Никаких прощаний не хватит, чтобы расставание после Пантендора не отдалось ножом в сердце, но Нувиэль не знала, успеет ли взять обещание с него там. Лучше сейчас, пока ещё остаётся немного времени — а потом вернётся с отваром Нео, они снова полетят и будет одна дорога, молчание и шум ветра вокруг.

Это был тяжёлый разговор, и Нувиэль чувствовала, как между ними повисали тишина и недосказанности, как на шею вешали валун — и он тянул ко дну. Хэль чётко возвращался ко своей позиции при дворе, как она совсем недавно вернулась к своим обязанностям; оба они проводили черту и пытались заново отрисовать ту грань, которая разделяла их в Эденвеле и которая превратилась в призрачный мираж после путешествия. Побег сблизил их; в отсутствии нянек, стражников и прочих наблюдателей, они оба проявили больше слабостей, чем когда-либо выказывали друг при друге. Та хрупкая связь, что окрепла, теперь разбивалась со звоном, и осколки ранили руки — Нувиэль понимала, что ей не переубедить Хэльмаарэ. Стоило ли?
— Ты самый невозможный эльф на всём свете, — он не дал ей обещаний и собирался всё сделать по-своему, и как она могла ему помешать? — За это я тебя и люблю.
Она улыбнулась — и с детской непосредственностью, и со взрослой грустью.
— И не только за это. За всё.
Ценность простых слов, а не высокопарных, витиеватых выражений вновь поражала принцессу. Нувиэль приобняла Хэля, почти не сдвигаясь с места, утыкаясь лбом в его руку. Зажмурилась, словно пыталась вобрать в память этот момент, запомнить, как он сидит рядом в маленькой каморке, которую они собирают разделять на троих, как пахнет сыростью и плесенью, и где-то в углу жужжат насекомые. А вокруг них — целый мир, огромный, наставивший копья и стрелы, готовый кинуться в атаку, обрушить ярость и сполна спросить за ошибки. Но есть только здесь и сейчас.
Скрипнули половицы, заскрежетала дверь и в комнату вошёл Нео.
— Чем это вы тут занимаетесь? — с почти откровенным безразличием поинтересовался он, пристально следя за варевом и помешивая его ложкой. — Я договорился с хозяином. У нас будет ужин. Собирайтесь.
Нео, пожалуй, ответ и не требовался — он скорее привлекал внимание двух эльфов к себе, чем действительно интересовался их личными делами, но принцесса больше обращалась к Хэлю.
— Обсуждаем путь к Пантендору, — с ослепительной улыбкой объяснила Нувиэль, поднимаясь на ноги и моргая — никаких капелек и в помине не было на ресницах, — мне бы очень хотелось задержаться в городе светлых магов, осмотреть его.
Даже если это будет их последней прогулкой.

К вечеру в трактире прибавилось народу, но зал всё ещё оставался полупустым. Местные жители заняли три длинных стола, взрывались хохотом и требовали ещё эля и мяса, у камина ссорилась пара юношей с дородной почтенной дамой. Девушка-служанка успела вновь прогневать хозяйку, и, между её выходами в зал, закрывалась руками от пощёчин, подзатыльников и очередных мокрых полотенец. Нувиэль и её спутникам еда досталось скудная, ненаваристая, жидкая, но зато съедобная — эльфийка ела молча, разламывая хлеб и размачивая его в супе. Хэльмаарэ и Нео даже принесли медовуху, хотели и ей, но Хэль воспротивился. Тогда впервые за вечер Нувиэль улыбнулась, почти рассмеявшись, что после приключений она уже взрослая и может выпивать, но спорить не стала. Ели они молча, не отвлекаясь на посторонний шум, и каждый думал о своём — теперь их путь расходился на три дороги, и каждый пытался понять, в каком же направлении ему двигаться.
Проблемы начались под конец.
Этих путников никто из них не заметил — они избрали место в дальнем тёмном углу, служанка к ним почти не подходила, а сами они выглядели неприметно, кто-то не снял и капюшонов. Высокие и крепко слаженные, они двигались с грацией, но ступали тяжело. Один из незнакомцев с силой врезался плечом в Нео — тот от неожиданности закашлялся, выронил ложку.   
— Э, парень, — прогнусавил верзила, и Нувиэль, к своему удивлению, различила ауреллонский акцент, — ты смотри, кому ноги подставляешь. Так и без своей остаться недолго.
Дальше всё произошло слишком быстро — незнакомец схватил Нео за грудки и поднял, а один из его спутников, упираясь рукою в стол, склонился над ухом Хэля.
— А тебе что, смешно? В лицо мне посмеёшься? Когда выйдем.
Местные притихли, но упорно делали вид, что ничего не происходит. Служанка стыдливо потупила глаза и повернулась к гостям спиною, увлёкшись мутным кувшином, который вряд ли вообще когда-либо протирали. Хозяйка пересчитывала монеты, почтенная дама чуть понизила голос, прервала отчитывания пособников, а хозяин прочистил горло. Куда-то испарились и его борзость, и уверенность в себе.
— Нам тут не нужны проблемы, — пояснил он, обращаясь к тем, кто носил плащи, — поступайте с ними так, как считаете нужным.
Нувиэль не могла взять в толк, что же всё это означало. Ведь все видели, что потасовку начали не они! Нео не вставал с места и отрешился, ушёл глубоко в себя, а Хэль не проронил ни звука. А теперь обоих её защитников группа из незнакомцев вытаскивала на улицу, в вечерние сумерки, и никто не соизволил и слова против сказать. Раздался неприятный звук — это во время потасовки покатились кружки по полу. Нувиэль бросилась вслед за спутниками, во тьму, и бросилась зря. Серые фигуры смешались с окутавшей деревеньку чернотой, и она с трудом различала, кто где находился, только слышала ржание лошадей поблизости. А потом кто-то грубо схватил её, и коней перебил шёпот.
— ...избавьтесь от этих двоих побыстрее. Прежде, чем покончим с девчонкой, нужно убедиться, что она — принцесса.

Королева Мираэль преследовала благие цели, ограждая свою дочь от угроз мира внешнего — и, хотя её методы с натяжкой можно было разумными, некоторую пользу они всё-таки принесли. Если на Айрэна ди'Келя, как законного наследника гвиндерилского престола, ещё и планировали покушения, в сторону принцессы даже не собирались смотреть — подобраться к Нувиэль, запертой во дворце, было попросту невозможно. Личный телохранитель, красный пёс, гвардия стражников, придворные маги и шпионы королевской разведки, и это не считая нянек, служанок и достопочтенных дам-попечительниц (а, как известно, очень часто глобальные и великие планы революций разбиваются об интуицию и внимательность служанок и непреклонность достопочтенных дам-попечительниц, не оставляющих своих воспитанниц ни на минуту). Но побег принцессы открыл злоумышленникам невиданные доселе возможности — легко и без усилия убрать принцессу не при свидетелях, подчистить хвосты и с допустимой небрежностью избавиться от трупа. Наёмники выслеживали их недолго — хорошо продуманный и тщательно спланированный план Хэльмаарэ поначалу запутал следопытов, но стоило простой нелепости, морской болезни, вмешаться в чётко расписанное путешествие — и всё встало на свои места. А дальше события тянулись друг за другом, выстраиваясь в ровную, стройную цепочку: перепуганный капитан корабля, рассказавший о странной девке и её разукрашенном спутнике и без ножа у горла, мёртвый некромант, деревенские сплетни о чужаках в поселении драконов, болтливые хозяева трактиров. Они потратили много сил на троицу (охота им была брать с собою ещё одного спутника!), и не собирались отступать — теперь, когда их миссия была почти выполнена, а красный пёс на проверку оказался не таким уж и свирепым. Он выглядел больным, а, значит, справиться с ним они смогут быстрее, чем рассчитывали.
Всё случилось немного не так.

Во-первых, пёс оказался воистину псом — преданным, готовым драться до последнего вздоха. Да и слухи о его умении обращаться с луком не были выдумкой.
Во-вторых, новостью похуже был их новый спутник, белобрысый и с неприятным выражением лица. Он вертелся юлой, непонятно и смешно выкидывая руки, но в какой-то момент завладел оружием и уложил на лопатки противника, оглушив его. С не меньшей лёгкостью справился он и со вторым, и с третьим нападающими.
В-третьих, появился дракон. Дракон в планы ауреллонцов не то что не вписывался, выбивался из всех мыслимых и немыслимых вариаций и путей на отступление. Не должна была эта тварь тут появится, а теперь пламя перекинулось с промасленной таверны на приниженные домишки, стойла, ровные ряды цветов и самих эльфов.
В-четвёртых, на сладкое, изворотливой оказалась и самая принцесса, дрянная девчонка. Но тот, кто потасовку и начал, не отступался от цели — им двигало нечто большее, чем простая жажда наживы и золотых за исполненный приказ. [i]Идея.[/i ]Он преследовал Нувиэль следом, не отставал и настигал, уже с нетерпением представляя, как жалобно забьётся её игрушечное сердце, когда он проткнёт его.

За Нувиэль никогда по-настоящему не гнались. На неё и не нападали никогда — угрозы и предостережения о покушениях оставались такими же сказками, как и похождения славного героя Маэлгвена, и фантастические звери. Теперь же на неё глазах и Хэль, и Нео сражались, пытаясь спасти её жизнь — и первый своей не жалел. Краем глаза она успела заметить, что его ранили — и ранили серьёзно, но его жертва не могла остаться напрасной. Нувиэль неслась, не разбирая дороги, пока не заметила повозку и сложенные на ней бочки. Она порвала платье, пока забиралась, и с силой столкнула самые верхние. Тяжело покачнувшись, бочки упали на землю и покатились вниз по узкой дорожке — прямо на разгоряченного погоней ауреллонца. Нувиэль судорожно пыталась придумать, что же сделать дальше. Бочки его не задержат надолго, Нео может не успеть подобрать её, а она не сможет и дальше бежать в гору наперегонки. Форы у неё было меньше чем на половину минуты.
Ей никогда не приходилось так рьяно защищать свою жизнь. За неё привыкли умирать другие, и она к тому привыкла не меньше.
Вдохнув и выдохнув, Нувиэль сделала небольшой пас руками, и между ладонями у неё появился шар из воздуха — размером со среднюю вазу из хрусталя. Аирбол переливался серебряными нитями, и Нувиэль чуть сощурилась, разглядывая силуэт наёмника на дороге. Позади него полыхала объятая апельсиновым пламенем деревня, и только языки огня различались в ночи, да морда дракона. И направила шар в сторону ауреллонца, активировав его.
Зажмурилась. Раздался свист, потом — грохот, а после — крики селян.
Нужно было забирать Хэльмаарэ и улетать отсюда. Она не оставит его. Ни за что не оставит, живой он или... или мёртвый.

Отредактировано Нувиэль ди'Кель (26-12-2018 23:41:17)