Алиль гнала, не зная отдыха, и всё равно последний луч уходящего дня потонул в мареве над Вервонским берегом прежде, чем она достигла места, где разминулась с братьями более дня назад.
Маленькая теплолюбивая дневная птичка фаэтон, стрела на гладких крыльях с длинным белым хвостом, упала в вонючий и уже объеденный падальщиками след боя накануне, сначала в вихре зелёной маны обернувшись девушкой, потом - крупной хищной кошкой, принюхалась и, взяв тяжело пробивающийся сквозь разложение след, понеслась по нему. В спрятанных магией вместе с настоящей ипостасью в череде перевоплощений сумках были небольшие трофеи: свистки с змеепоклонников, спасённые сухари и солонина, чистые повязки, неразбитые и не пустые глотки зелий - или яда, верёвки, ножи. Ножи и верёвки она подарила болотникам, зная, что лучше дать детям играться со сталью, чем позволить им быть зарезанными без шанса впредь. Флейты у них не было. Зато вредосборник болотный - тёмно-зелёный, похожий на крокодильи хвосты мясистый суккулент с неколкими шипчиками и ядовитым - логично, потому что с Волчьего следа - всем - нашёлся у них в достатке. Времени готовить противоядие достаточной силы, чтобы вытянуть из тела смертного, населённого и отчасти защищённого богом яд левиафана - не было, потому что Алиль стремилась вернуться, пусть и минимально поспешно и не вызывая подозрений, особенно после того, как ей повезло наткнуться на престранную парочку смертных, представителей больших народов, и передоверить им найти следы пропавшего Ке'Ману, наверняка ведшие в Гиллар. Выполнят ли - она не была уверена. Но надеялась, что, что бы ни случилось, мальчик воспримет знак, одумается, увидит вся, оказавшись не единственным в логове предателей. Не мог же он забыть, что в первом храме тоже были их друзья и жёны и даже дети, и что они исчезли после раскола точно также…
Или мог. Ведь они все забыли и вернулись в вечное детство, выплывая из заводей призраков.
Поступки эхом проносились в веках. Богиня нервничала как девочка, которой, по любым меркам, уже давно не была.
- Я задержалась, - сказала она из тени, ещё держа дистанцию, хотя всплеск магического света при небрежном, спонтанном, выбрасывающем всякий раз избыточную силу при каждом её превращении, запросто мог выдать её для восприимчивых к тьме глаз Рандона. Если этого ещё не сделал гнилостный вперемешку с сырым воздушным, запах, приставший к её телу, - но я принесла материал на лекарство.
Эльфийка выступила на поляну, ещё растрёпаннее и грязнее, чем накануне. В волосах и торчащей петухами косе застряли сучки и ветки, на руках по самые локти под слоем зелёно-бурой грязи, запёкшейся во влаге и поту, не было видно кожи. Этой рукой она доставала из сумки такого же цвета срезанный лист, истекающий бледно-зелёным мутным молочком, от которого, как и от всяких очень ядовитых растений, вроде белладонны и дурманов, несло головокружительно терпко.

Эти сутки она провела бесцельно и потратила на попытки привести себя в порядок. Тэйэр не проронила ни слова за всё время их похода, на вопросы кивала, отвечала жестами и брела, не жалуясь ни на долгий путь, ни на отсутствие сна, ни на тяжесть плаща эльфийки на плечах. Она так и не рассталась с ним, продолжала цепляться за обманчивую надежду защиты, но и та рассеялась с первыми сумерками. Ламар и ульв — два вечно враждующих божества — попыток зачинить ссору не прекращали. Тэйэр не прислушивалась к резким остротам и злым упрёкам, и глаза у неё затянулись водянистой плёнкой. Грязные, спутанные серебристые локоны, окрасившиеся в мышиный цвет, она заплела косою, а остаток рубашки сменила на последнюю, найденную в сумке. У этой рукава были короткими и вырез глубоким, и узоры Комавита растекались насыщенным лиловым по запястьям, локтям, предплечьям, ключицам и шее —  ей не приходилось выбирать. И всё же Тэйэр как-то инстинктивно сжималась, пыталась сделаться меньше и незаметнее, а во время привала и вовсе забилась подальше от костра. Она перестала трястись, не вздрагивала, шла спокойно и твёрдо, нигде не спотыкалась и даже помогла набрать хворосту. Запах мяса кролика не вызывал у неё аппетита, и она продолжала сидеть на достаточном расстоянии от огня, чтобы не чувствовать его жара.
Ближе к горам лес поредел и посветлел, а вдали, в черничном небе, резко очерчивался силуэт ломанных гор. Было красиво, тихо и как-то просторно; растения начинали пригибаться к земле, появлялось больше цветов. Один из таких, кипельно-белый, Тэйэр и крутила в руках, осматривала и ощипывала, когда вернулась Мать Лесов.

Честно говоря, Тэйэр не успела заметить, сколько именно времени прошло. Может, двое суток, а может и несколько часов, но братья явно не собирались ожидать эльфийку так долго. Вся в кусочках земли и какой-то болотистой жиже, растрёпанная богиня смотрелась вдесятеро красивее, чем раньше. Она будто становилась продолжением леса, вырастала из него, а её руки могли бы сойти за тонкие стволы в темноте. Лист в её ладонях, источающий неприятный аромат, едва ли трепетал на ветру; это было одно из тех растений, что лекари и целители видят на одних рисунках, но не вживую и не вблизи. Тэйэр, пожалуй, что-то могла и слышать, но на глаз растение не смогла распознать.
— Я специалист по противоядиям, — тихо, но вполне твёрдо пояснила она, подходя к Алиллель поближе. Плаща на ней уже не было, он остался лежать на земле, но языки костра бликами играли на извилистых, затейливых татуировках рук и шеи. — Я займусь. Постараюсь сделать так, чтобы... — она бы никогда не произнесла пренебрежительно-неряшливое «оболочка» или «носитель», — тело Кристофера не пострадало. Можно?
Алиллель отдала ей лист без промедлений, кратко пояснив — жители болот и следопыты Гвиндерила сначала его варят, вытягивают яд, после стирают в кашицу...
— ...и на раны, и менять, — закончила с ней Тэйэр. Она смутно вспомнила название ни разу не встречающегося ей растения, и уточнила, надо ли при варке такого снимать сок.
— Почти как с брусничным адонисом. Хорошо.
Она обмотала ладонь тряпкой, оставшейся из разодранной рубашки, бережно подхватила лист, и, может, вернулась бы к сумке, к своему походному набору и принялась бы за дело, но спокойно мимо Аллора не прошла. Его бездействие — ладно, но настолько похабного к себе отношения Тэйэр стерпеть не могла, и не собиралась.
Правду говорят — не прикасайся к своим кумирам и не ищи встречи с богами. Тэйэр раньше думала — потом к обычной жизни вернуться не сможешь. А, оказывается, они могут тебя сильно разочаровать.
— Тэйэр стоит прямо тут, рядом, так что хватит делать вид, что меня не существует, — она не повышала тон, и даже не торопилась, аккуратно произнося слова, и как-то совсем без интереса скользнула по нему взглядом, мимо, — и прекрати вести себя со мной, как полный кретин. Ты и так мне уже достаточно навредил.
Вот теперь она за работу приняться могла. Ей понадобился небольшой котелок из сумки, фляга с водой и небольшая склянка с бесцветной жидкостью — всё это она влила в плошку, уложила лист и поставила на огонь. От кролика отказалась, уселась на землю и принялась следить. Как только вода начинала закипать и появлялись ярко-розовые ошмётки пены, она снимала их мерной ложечкой, бережно сливала в пустую баночку и продолжала наблюдать.
Тэйэр уже понимала, что вываривание листа займёт время — больше, чем ей бы хотелось. Может, час. Может, два. Пока что она поджала под себя ноги и обхватила коленки, сторонясь поднимающегося от плошки зловонного пара.

Отредактировано Тэйэр (31-10-2018 23:39:17)

Она наморщила нос и сделала пренебрежительный жест рукой, отмахиваясь от язвительных комментариев Рандона. Они и до этого бежали неделю по следам двух нарвавшихся на приключения рыбок, и уж её удовольствие наблюдать голый зад брата при каждом его превращении, особенно после потери контроля, когда ей приходилось его в чувства приводить, переоценить было сложно. А тут просто была грязь. Но, избавившись от ноши, она начала активно тереть руки, делая паузы меж рубленных фраз, отвечая тому или другому:
- Поиски затянулись, - коротко ответила Алиль, решив не вдаваться в подробности, больше дыхания потратив на объяснение происхождения растения и подытоживая:
- В любом случае. Я доверяю этому средству больше, чем магии извне больного болота и своим куцым познаниям во врачевании. А вы, ребята, могли бы уже научиться говорить друг с другом нормально, а не сидеть и шипеть друг на друга, когда домой наконец вернулась мамка.
Эльфийка держалась спокойно: не брезгуя принятыми за их костром колкостями, но и не опускаясь настолько, чтобы всерьёз замешаться в перепалку, с едва прощупывающимся холодным превосходством и какой-то отсутствующей пустотой во взгляде и голосе. Первым делом, пройдя меж разложенных вещей, она поискала воды, чтобы напиться и умыться. На это ушёл целый мех, и она бы могла добежать до ближащей бегущей воды, но не сейчас. Тело просило отдыха. И у костра встрёпанная и грязная эльфийка упала на стороне Тэлла: чтобы дать по башке на следующую глупость, не меньше. Предложенную еду она поделила на всех, ощипывая с грудки специально Аллору, с доставкой еды заботливо ему прямо на колени, а его подружке - к рабочему месту, куда она мудро удалилась, чтобы её не кусали боги-братья. Алиллель же храбро держала оборону против всех перекрёстных нападок, пока очевидная проблема с пошедшим по кругу разговором не заставила её сделать тот шаг, который стоило сделать бы раньше, но не было ни удобного момента, ни мирной обстановки, чтобы они не сорвались друг друга поубивать.
- А теперь я скажу кое-что важное, что вы должны знать, но прошу воздержаться от обвинений и залома рук, это никому не поможет, - сказала она, совершенно обыденно посасывая из косточки костный мозг, после чего откладывая пустую в башенку из таких же объедков рядом со своим коленом: сидела с уже распущенными из косы волосами эльфийка в позе лотоса, усталая, но с непрошибаемым спокойствием в лице и глазах. Взяв размеренный вдох, она бахнула давно созревшую правду:
- Левиафаны и та магия музыки, которую на них, скорее всего, используют - дело моих рук. Было, многие века назад. Как и болотники. Как и многие другие вещи, сделавшие болото столь враждебным и недоступным.
Она подняла руку со всё ещё изгвазданной ладонью, пресекая любые попытки заставить её отвечать на первую трель вопросов.
- Ещё до того, как Источник провалился в себя, забирая бесчисленные души без выхода вечно мучиться внутри, я хотела его очистить и защитить. Флейта должна была остановить вашу бойню, но тот, кому она была дана, имел свой умысел. Левиафан должен был стать Хранителем Вита, но лишь начал расти, множиться и впитывать всё больше яда и безумия от него. Только с болотниками что-то вышло: они отживают свои вторые жизни и умирают, возвращаясь в поток душ.

Разговор не клеился. Рандон не получил порцию колкостей. Младший брат свыкался с его обществом, девчонка занималась делом, Алиллель рядом ела крольчатину, щедро поделенную между компанией. Ульву быстро наскучило. Он обглодал кость, пренебрежительно бросил её в траву, утёр лицо и руки. Алиллель заводила разговор о делах в отсутствие девушки, которая могла всё слышать. Тэлл думал о чуткости ламарского слуха и смотрел в сторону девчонки, пока эльфийка подводила разговор к главному.
— Что ты сделала?..
Первым на рассказ Алиллель отреагировал Аллор, Рандон следом. Громогласным смехом.
Младший брат, умелый мастер грома и молний, Его Величество непревзойдённый Аллор, демиург ламаров, повелитель погоды и водной стихии, профукал всё, что происходило у него под самым носом! Рандон не почувствовал обиды, что Алиллель самостоятельно прикоснулась к Источнику и не позвала изгнанного братца черпнуть старой силы. Он потешался над Аллором, которого облапошили, как пятилетнего ребёнка. Ламар так заигрался с бабами, что не увидел очевидного. Ножки трона подпилили с трёх сторон, а он удивлялся, когда это сделали и как посмели!
Аллор расхаживал рассерженным павлином, отсчитывая сестру. Волосы на голове не рвал, но Рандон смотрел на ламара с потехой и не скрывал насмешки. Он сполна наслаждался победой. Аллор не утратил силу, не лишился магии, но взбесился, когда кто-то позарился на его заброшенную святыню.
- Сколько лет ты не интересовался состоянием старого Источника? – ульв с ухмылкой смотрел на брата. – Ты не заметил, как умирает твоё драгоценное дерево, выращенное на чистой энергии, но нашёл повод обвинить других в своих ошибках.
Тэлл считал, что Аллор не видел бревна в собственном глазу, но обвинял других, его и Алиллель, в проблемах Фалмарила.
- Этот остров и сила Источника были нашими, пока ты не решил, что они принадлежат тебе единолично, - ульв потянулся за остатками мяса; его не интересовало, что решат брат и сестра. Он без магии и бесполезен, если не нужно бить морды и кроить черепа. – Изгонишь и проклянёшь Лиль, как это сделал со мной и моим народом?
[nick]Тэлл[/nick][status]натуральный зверь[/status][icon]https://i.imgur.com/mGTMyRB.jpg[/icon]

Яд левиафана отравлял и тело, и разум. Снова, как на озере, Аллор не контролировал себя. Он не слышал голоса, но чувствовал, как магия непослушными хаотичными потоками скапливается у его ладоней, как хочет найти выход, схлестнуться с силой сестры и проморозить её ледяными иглами до костей, пока её аватар не задохнётся от ледяного ужаса и боли, острыми ножами режущей её тело. В чернеющей душе он уже наслаждался этим действом. Голодный змей внутри него клубился, шипел и желал вонзить отравленные клыки в плоть. Чёрные нити вен выступали на руках и шее, ходили желваки и нестерпимо зудели дёсны у клыков, словно два змеиных зуба пытались прорезаться из челюсти и где-то там внутри наполнялись ядом железы. Он чувствовал это так чётко, словно сам был змеем с болот. Но и Алиллель не была собой.
Спокойная и уравновешенная эльфийка, которая вставала между Аллором и Рандоном, препятствуя зачину очередной братской драки, подкреплённой старыми обидами, обернулась фурией, которая разила ядом слов и не контролировала себя похлеще Рандона. Нет ничего страшнее обозлённой и обиженной женщины – только женщина с властью бога, которой управляла Алиллель и пихала в смертное тело, как начинку в гуся, пока несчастный не разбухнет как труп в воде, а после не лопнет от переизбытка вложенной начинки.
Веселье Рандона и его хохот раздражали Аллора, но на фоне Алиллель ульв казался дворовым мальчишкой-задирой, который колет словами, устроит одну-две потасовки, пока не прибежит мамка, чтобы их разнять, но дальше этого не дойдёт. Поножовщина (магическая, разумеется) скорее ждала его в исполнении Алиллель. Мамки с отцовским ремнём на плече. Она так долго пыталась всыпать двум братьям и примирить их, что сама взбеленилась, едва ей указали на её место. Да, Аллор не любил, когда другие брали его игрушки без спроса, даже если эти игрушки давно сломаны и он потерял к ним интерес. Это ЕГО игрушки.
- Ты виноват не меньше, - рыкнул Аллор, обратив взор на брата. – Твоё племя захотело черпнуть силы. Ты захотел подчинить себе всю магию, которую мы делили поровну.
За это он был наказан лишением магии, но, чтобы сохранить нарушенный баланс, сила отошла к Алиллель, сделав её сильнее, чем раньше. Слишком сильнее.
- А ты вообще молчи, - ламар огрызнулся на сестру. – Ты откусила себе жирный кусок. Тебе мало было сил Рандона, ты ещё на Источник позарилась и на мою силу в том числе! – он посмотрел на обоих, рявкнул: - Если бы вы оба занимались своим делом и не завидовали друг другу, желая больше силы, ничего бы этого не было!
Громовержец считал, что все беды начались от жадности и алчности, которым поддались демиурги. Именно из-за них они, подавая пример детям, начали войны за власть и уничтожали и теряли то, что имели, ничего не приобретая взамен.
- Ты нарушаешь заветы отца, впутываясь в жизнь смертных, так кто из нас самовлюблённый дурак? Не приплетай сюда Фильер. Она умерла до того, как её брат решил получить больше власти. Родственников Фильер посадили на трон не по моей прихоти, а народа, который посчитал её род избранным. Я никогда не вмешивался в политику. На что-то у меня ещё хватает ума, - эти слова Аллор выплюнул, но не ждал, что сестра, которая по крупицам пыталась создать свой идеальный мир, забывая, что их дело – наблюдать из Авура и поддерживать мир в гармонии, это поймёт. Они видели ошибки друг друга, но закрывали глаза на собственные.
Аллор нарушил завет, когда спустился в мир смертных и связался со смертной женщиной. Алиллель нарушила завет, когда начала вмешиваться в ход истории смертных. Рандон нарушил, когда возвёл смертную в ранг полубогини, потому что только так она хотела одаривать его лживой любовью.
Хищница бродившая вокруг поляны, готовясь к прыжку, вышла из тени, явилась на свет пламени от костра и показала свой истинный лик – уродливой болотной твари. Ни тени той прекрасной эльфийки, которой Алиллель изображают на портретах эльфы, ни той изысканности женских черт, присвоенных ей скульпторами. Самая уродливая разлагающаяся и проросшая тварь из болот, которую он когда-либо видел. Кристофер сделал шаг назад к костру, но Аллор оставался непоколебим. Грозовые тучи нашли на его глаза и он не пожелал сдвинуться с места и уступить сестре.
- Я смою с лица Рейлана этот остров, если придётся.
Он потянул магию, чувствуя её в своём теле, почувствовал воду в траве, деревьях и в воздухе, потянул её, собираясь сформировать заклинание, которое смоет эльфийку и охладит её пыл, отбросит её в болота, из которого она вылезла, но магия не подчинилась. Вся вода, накопленная Аллором, рухнула на землю ему под ноги.
- Бездна…

Смертным не пристало вмешиваться в дела богов.
В жизненной философии самой Тэйэр эта чудная, рациональная мысль до конца оформиться ещё не успела, но инстинктивно она понимала, что ей не стоит принимать участия в разговоре трёх демиургов. О чём бы ни пошла речь — будь то Комавита, политика, кровавые бунты или магические источники — эта беседа была не для её ушей, ей непонятна и далека. Одно дело — верить в богов и ждать их благодати, благословения и помощи, водить хороводы на праздниках в их честь, искать тишины и внутреннего покоя в закоулках храмов, другое — видеть тех самых добрых, великодушных и светлых богов во плоти, когда они совсем не по-доброму решают судьбы целого мира. И главные их аргументы — обиды старых дней, забытые укоры, покрытые пылью легенд. До поры до времени Тэйэр продолжала держаться в стороне, вываривая вредосборник болотный; пузырчатую плёнку необходимо было снимать быстро, скоро, ухитряясь с ядовитой жидкостью не контактировать, не расплёскивать. В котелке булькал вонючий, смердящий отвар, но заботливо оставленный Матерью Лесов кролик не лез в горло и по другой причине. Тэйэр честно попыталась запихнуть в себя мясо, прожевала, проглотила, почувствовала отвратительную тяжесть в животе. Она тщетно вглядывалась в тьму, пытаясь уловить силуэты деревьев и гор, но те уже успели слиться с ночью; пыталась сосчитать редкие звёзды, отвлекаясь от склоки братьев и сестры. Они с Шайэной точно так же могли ссориться по пустякам, всякое бывало; и посуда летела в стены, и двери слетали с петель. Столь же скоро и неожиданно сёстры мирились, быстро забывая о причинах ссор, но у демиургов подход к разрешению конфликтов был явно другим.
Сначала Тэйэр даже не поняла, о чём они говорили, но игнорировать повышенные тона, переходящие в крики, стало невозможным. Потом неосторожно брошенные отдельные слова начали сливаться в одну картину, ту, которую ей, простому ламару из деревеньки близ Вервона, увидеть никогда не хотелось бы.
Ланкре и Фильер, Источник и Вита, силы, неподвластные даже богам. Ненависть и ярость, с которой они не могут совладать — и с которой не справятся их оболочки.
Так вот значит как. Вот значит как оно получается — весь остров Силва, все они, от мала до велика, от женщин и детей, от стариков и младенцев, ничто и пыль для каждого из этих творцов. Одна ссора, загоревшаяся от искры, и они готовы разорвать на маленькие клочья дома и поля целых народов, уничтожить наследие без следа. Уничтожать до конца, сравнять с океаном — просто потому, что поделить одно озерцо не смогли. 
Ей стоило оставаться у костра, наблюдать за варящимся листом, и уж точно не вклиниваться в почти начавшуюся драку. Кто она такая, чтобы указывать демиургам? Аллор слушал её тогда, в лесу фейри, но слушал не как бог, а смешливый флейтист, заинтересованный в ней как в девушке.
Тут перед нею стоял настоящий монстр — бесчувственный, жестокий, эгоистичный и безответственный. Напротив него – чудовище ничем не лучше, и ко всему тому прибавлялся один разъярённый ульв. Тэйэр нисколько не сомневалась в продолжении побоища, и в том, что сам остров пострадает.
Бежать. Собрать монатки, схватить сумку и бежать как можно дальше от всех троих, не разбирая дороги, пока не доберётся до ближайшей деревни, а оттуда — домой. Никаких аллоров, никаких фейри, никаких богов и никаких судеб мира.
Вот тогда, когда духота смешалась с лесом и характерным запахом гниения, о землю разбились капли. Они гремели, переполнялись энергией, от которой болели глаза; казалось, потух костёр, казалось, погасли и звёзды.
Смертным действительно не пристало вмешиваться в дела богов. К счастью для Тэйэр — или, скорее, к несчастью — после недолгого путешествия с Аллором, полноценной смертной назвать себя она не могла.

— Прекратите! Хватит! Хватит!
Тэйэр ринулась вперёд, и, если Рандон удерживал эльфийку, она торопилась к забывшемуся ламару. Нет, он не походил ни на того Аллора, которого она успела узнать, ни на тот образ, в который верила с детства. Этот Аллор действительно собирался разрушить мир — их мир, тот, в который ламары и эльфы равно вдохнули жизнь; тот, в котором они рождались и умирали, любили и предавали, созидали и разрушали...
— Этот остров — мой дом, дом тысячи ламаров и эльфов! Пока вы играете в свои игры, вы, светлые и всемогущие боги, мы живём здесь, на земле! И мы — живые существа, а не ваши игрушки! Не вам решать, погибнет ли остров, не у вас одних на него права!
Но этого, конечно, было для них недостаточно, мало. Что им, богам, какая-то вопящая девчонка? Какой вздор — ульв мог легко скрутить ей шею или перегрызть горло, переломить веточкой пополам, эльфийка — прострелить грудь, отправить стрелу прямо в сердце, Аллор — задушить плющом, как обвил тогда тюрьмой из растений Вальдека, или, что уж там, сплавить культистам. И всё-таки Тэйэр смогла добежать до него.
Что ей делать? Как привести его в чувство? Как отвлечь? Как достучаться?
— Аллор. Аллор. Аллор! Раскоряженная ж форель... Посмотри на меня!
Она схватила его за плечи, потрясла за руку, чтобы посмотрел, обратил внимание, чтобы послушал её. Говорить приходилось громко, кричать — каждый из трёх услышал бы её, но Тэйэр обращалась к нему одному. Со стороны, пожалуй, выглядело всё это забавно — она едва ли доходила Кристоферу макушкой до плеча, сейчас казалась ещё хрупче, неспособной даже сделать так, чтобы он опустил нос. Узор от Комавита переливался тревожно-алым, менялся на тёмно-синий, искрился изумрудно-зелёным, и сама Тэйэр светилась словно изнутри, будто из неё пыталось вырваться нечто, а татуировки были трещинами, идущими по скорлупе.
Она не увидела в его глазах ни тоски, ни печали, только пелену. Он был глух — и глухим останется, что бы она ни сказала. Тэйэр может говорить часами, распаляться во вдохновенных речах, убеждать его, умолять одуматься, но всё это не подействует. Ничего не подействует... почти ничего.
— Ты помнишь? Помнишь, что я сделала у озера с хранителем? Два корня Комавита умерли, исцеляя меня. Они погибли по моей вине! По моей просьбе! Мне стоило лишь попросить! Два корня, а ведь то были всего лишь ожоги! 
Она вцепилась в него, пытаясь сдержать, но слишком хорошо понимала — не получится. Только вся пылала то ли гневом, то ли обидой, повторяла всё по нескольку раз, обращаясь как к ребёнку — несмышлёному и глупому.
— Прекрати. Прекрати всё это! Если нет, я обращусь к дереву. Опять. Понимаешь меня? Снова обращусь к нему, и сделаю так, что ещё больше корней иссохнет. Не два, и даже не двенадцать. Я попрошу для себя... для больных... для раненных... для изнывающих душой... И корень за корнем, они будут умирать, и умирать, и умирать! Умирать для своего народа, умирать, излечивая его! И рассыпятся в пепел, как случилось тогда... у озера... Этого ты хочешь, да?! Хочешь проверить, сколько отростков Комавита у меня получится уничтожить?!
Она угрожала ему. Она действительно угрожала демиургу, и даже не одному — угрожала им всем, пытаясь перебороть страх и ужас внутри. Права она или не права? Связь с Древом и лесом фейри была непонятной, нестабильной и иррациональной. А если не права?
Неважно. Древо — вот что было по-настоящему важным для Аллора, и, пожалуй, для Матери Лесов. Древо, которое умирало; а сейчас Тэйэр не отказывалась признавать горькую правду, пользовалась ею, и во всеуслышание заявляла — да, это я, та самая фалмари, которая его ещё и добивать продолжила.
— Довольно крови на сегодня... Довольно... Довольно всего этого! 
У неё блестели глаза, покраснели щёки, растрепалась коса. Тэйэр сорвала голос до хрипоты, надорвалась, почти закашлялась. Страх вытеснился, отошёл — она только то смотрела на Аллора, то переводила взгляд на Алиллель и Рандона. В нём не было осуждения или злобы, но проскальзывало безумие — та грань, которую фалмари ещё по-настоящему переступить не успела, но к которой подобралась.

Отредактировано Тэйэр (14-11-2018 01:50:22)

Аллор забыл, что магия утекала из его тела и, чем больше он пытался её использовать, тем сильнее яд проникал в него, отравлял изнутри, выжигая каждую магическую нить дара. Он ощутил удар под дых от самой судьбы и силы, которая обернулась против него. Ламар не смог использовать родную стихию, легко и играючи, как привык. Змеиный голос отравлял рассудок носителя, путал мысли демиурга, натравливая его на сестру. А, может, он и был потаённым желанием Аллора, который хотел править островом единолично, не желал, чтобы кто-то другой смел подчинять его стихию себе и силу, взращиваемую годами на забытых болотах, пролёгших в местах силы вместо лугов и лесов, некогда живых и прекрасных, вместо чудесного искристого озера – дома первых перевёртышей и их богов. Громовержец не знал, но ясно одно – он облажался.
Сила утекла из его рук, словно песок сквозь пальцы. Унизительно лишила его магии в самый нужный момент, когда он божился, что смоет весь остров с лица Рейлана, а не смог даже удержать ведро воды, чтобы с дуру окатить ей сестру. Хорош демиург, ничего не скажешь!
Рандон, который долго держался в стороне и наблюдал за склокой между близнецами, вмешался и неожиданно встал не на сторону Алиллель, подогревая её стремление оттягать младшему брату уши, пока не оторвутся, а перехватил её под руки, удерживая от драки и активных действий против. Аллор не ожидал такого поступка от брата, который при каждой возможности напоминал ему о старых обидах, но вот сейчас, проявляя здравость и некую видимость искривлённой заботы, он удерживал их от назревающей беды.
Вторым аспектом покончить с ссорами встала перед ним Тэйэр, не позволяя ламару сдвинуться с места и направиться к Алиллель. Она шантажировала его, напоминая о недавней жертве Комавита. Да, Аллор ценил это древо и поздно спохватился, чтобы помочь ему, когда проказа начала пожирать его корни. Он вызверился на Тэйэр раз и готов был сделать это снова, потому что она, пытаясь спасти весь ламарский мир от непутёвого бога, пророчила ему смерть от своих же рук. Он говорил, что Комавита – сердца магии и жизни ламаров. Погибнет древо, не будет ни магии, ни ламаров, но она не слушала или не хотела слышать всё, что он ей говорил.
И всё же даже змей не вынудил его поднять руку на девушку или ядовито зашипеть на неё. Кристофер отвёл взгляд от сестры, подставляясь под возможный удар с её стороны, внимательно смотрел на девушку, которая стала частью древа по его же вине – неосмотрительности, которую он допустил, находясь рядом с ней. Что-то большее связывало Тэйэр и Комавита, чем простая клятва подарить девушке жизнь, а принять её в качестве жертвы, словно древо имело на неё другие планы, но вот какие – демиургу не сообщило. Он не мог навредить ей, хотя жутко хотел этого там, у озера, когда девушка попросила ради избавления от боли самое дорогое, чтобы было у древа – часть его жизни, и собиралась просить вновь!
- Себя ты наказала, притронувшись к старому Источнику, - он бросил эти слова Алиллель, но уже не ввязывался во взаимную словесную порку. Не пытался никого сразить магией или доказать, насколько он силён. У него действительно нет той силы, которой он располагал в божественном теле или до того, как яд левиафана начал отравлять его дух.
Аллор увидел свои руки – руки Кристофера, которые в месте укуса на ладони покрылись нитью чёрных вен и уже не исчезали с его плоти. Яд уходил глубже и креп с каждым разом, когда он пытался использовать магию.
Алиллель получила свободу, но оставаться в кругу братьев и девушки, которая прикоснулась к их странному семейству и в некотором смысле стала его частью, она не пожелала – пошла в неизвестном направлении с неизвестной целью. Аллор утратил доверие к сестре. В его глазах она оступилась дважды, когда создала флейту-близнеца и поддержала змеиный народ, взращенный на отравленных водах Вита. Он не знал, как исправить свою ошибку и очистить воды старого Источника, окрепшего за годы его бездействия. Источник получал корм от Алиллель и продолжал набирать силу с прежним безумством. Выжил ли старый хранитель Вита? Или змеи пожрали его вместе с остатками старого разума? Что ещё там осталось? Что он мог сделать, чтобы предотвратить уничтожение Комавита?
- Чем ты лучше меня, если собралась убить древо – источник жизни ламаров, по своей прихоти? – Аллор не кричал и не рычал на Тэйэр. Удивительным образом он спокойно задал вопрос, который не нуждался в ответе. По крайней мере, демиург не собирался его слушать – отошёл от девушки и сел у костра, в молчании лениво шевеля ветвью угли в костре, чтобы разгорелся сильнее. Он не хотел ни с кем говорить и думал о том, что может сделать сам и кому должен доверять. Попытаться вернуть силы Рандону? Он не знал как.

Как легко, незатейливо и просто всё могут разрушить слова и не случившиеся поступки.
Внутри Тэйэр разрывалась — ещё не стерлись воспоминания, как она проводила ночи с ламарским божеством, как он ласкал и любил её, как обескуражен и убит был, увидев отмирающие корни Комавита. Но и тут, на поляне, на иллюзорном побоище, она видела не бога, а монстра — заносчивого, грубого, бесчувственного. Она путалась в себе, не зная, кого опасаться больше — скалящегося ульва, растворившуюся в ночи Мать Лесов, разъярённого повелителя грозы и грома, или всех вместе взятых. Но с этим Тэйэр могла разобраться потом, под утро, когда ей выдастся минутка отойти подальше и отмыть себя от грязи и пота, а пока что кипело варево, булькал и отравлял лес зловонный вредосборник болотный.
— Не мешайся и не отвлекай, — беззлобно отозвалась фалмари, обходя ульва; она уже не могла сторониться ни его, ни Аллора — оба расселись хозяевами у костра, а зелья ей где вываривать? — помощь мне ещё понадобится. Если хочешь, возьми моего кролика.
Холодные кусочки мяса скромно продолжали лежать на обломке коры. Тэйэр пыталась дышать ровно, успокоиться, осмыслить произошедшее на её глазах. Всему можно было найти объяснение. Всему. Подумаешь, оказалась на полянке с тремя аватарами божеств, которые начали спорить из-за змеиных культистов и легендарного озера. Да такое с каждым вторым ламаром каждый год случается!
Она скоро и поспешно начала снимать розовую пену, сняла и котелок, осмотрела лист. Из мягкого, влажного и мясистого, он превратился в сжиженный коричневатый комочек, как шляпка гриба. 
— Уничтожить Комавита? Ты грозился утопить весь остров, — Аллору, может, ответ и не требовался, но Тэйэр забыть сказанное им не могла, и всё повторяла, повторяла про себя, — стереть с лица Рейлана. Силву, ламаров, эльфов, всех вокруг. Или я неправа?
Ни Алиллель, ни Рандон такими пророчествами не разбрасывались.
Отравленной водой Тэйэр ошпарила пламя, и тот не погас — только сизое облачко поднялось от сложенного кострища. Уложила получившийся комок в плошку, захватила щипцами, подержала над огнём — чтобы остатки жидкости выпарились.
— Это не состязание, я тебе не соперник и не враг. Лучше, чем ваше рыбовелительство, мне быть не по вкусу. Но и терпеть такие выходки я не стану.
Тэйэр отвлеклась на недолгий миг, сдвинув брови. Там, когда она в шоке цеплялась за него, чуть ли не корябала ногтями, в ней говорил не разум, одни эмоции, и ужас. Сейчас она, может, больше себя убеждала — успокаивала. А под боком расселся Рандон, и она будто слышала его тяжёлые, хриплые вдохи. Братья поладить-то в присутствии эльфийки не могли, а она что сделает? В няньки к божествам не записывалась.
— Я не боюсь тебя, Аллор. Но боюсь того, на что ты способен.
И оставаться тут, с тремя демиургами, Тэйэр не собиралась. Должна была вылечить Аллора, излечить от яда левиафана — но дальше она собиралась уходить. Никто из них троих ею не распоряжался, указывать не мог, и слушаться она не собиралась.
Довольно с неё приключений, авурских семейных дрязг и гилларских флейтистов. Довольно. Она покинет лагерь на рассвете, собрав пожитки, и вернётся домой. И её приключение окончится — пожалуй, крахом.

Нужно было стереть вредосборник в порошок — он получился коричневатым, чуть вязким, дурно пахнущим. Тэйэр внимательно осмотрела получившуюся смесь, подумала, что-то выудила из сумки, отвинтила крышечку эликсира и отмерила несколько капель. Она не представляла, насколько выносливым окажется Кристофер Ламиран, но собиралась смягчить действие «подарка» Алиллель; посмотреть, каковым окажется эффект, а уже потом увеличивать дозу. Подготовила она и сильверит — надеясь хоть как-то облегчить боль Аллора.
— Руку. Дай мне свою руку.
Он протянул, а она взяла, крепко обхватила ладонями. Тэйэр сидела на коленях, трещал костёр, отлетали искорки, не было слышно ни ночных птиц, ни прочей живности, и, казалось, сами горы скрипели от одиночества и бесшумных мук. Красноватые блики опасно и устрашающе ложились гранатовыми полосами на лицо Рандона, всё в звериных чертах, и от того он казался вымазанным кровью. Горели и руки Аллора — чёрная жижа, плотная и живая, она текла по его венам, растекалась по сосудам и не жалела ничего. Кожа на руке темнела, начинала шелушиться. Тэйэр провела подушечкой по одной из вен, от запястья и до локтя, следуя за ядом — по большему счёту, прощупывала, чувствовала, что выступающие сосуды становятся похожими на верёвочные жгуты, то выгибаются, то прогибаются мелкими ямками от её касаний. Она вспомнила, как Аллор нашёл её, связанную, среди культистов, ведомую на смерть, как ломали ему руки — потому что она говорить отказывалась, как он вырывался, не желая... не желая...
Тэйэр поёжилась, передёрнула плечами, чуть склонилась к нему — присутствие ульва её не смутило. Поправила взлохмаченные лохмы, завела одну из прядей за ухо, и вторую, и в этом было столько заботы и нежности, сколько никогда бы она не выразила словами. Вот он, ринувшийся спасать её флейтист, вот он, демиург, для которого все они — и Тэйэр тоже — были простыми куклами, недолговечными игрушками. Поигрался и выбросил, в сточную канаву, можно больше и не вспоминать. А внутри за него всё болело и изнывалось от жажды разделить грядущую боль, только возможности не было.
Пальцы скользнули по виску и линии скул ламара, и Тэйэр, несколько задержавшись, отняла руку. Невысказанные обиды, перепутавшись с переживаниями, мешали делу.
— Прими среброцвет. Ра... Рандон, — сглотнув, не веря, что она действительно это говорит, попросила Тэйэр, — подержи его. Чтобы не дёргался. Только аккуратно, ничего не сломай.
Тэйэр не могла ничего обещать — ни первому, ни второму, ни себе самой. Пошла первая повязка. Ткани оставалось мало — ей пришлось использовать остатки собственной одежды. Сощурилась, вспоминая, где проходила рана в первый раз, как она её лечила, начала втирать получившееся противоядие в тонкий, едва заметный порез. Послышалось шипение, как будто оно разъедало кожу — прежде чем фалмари успела повязку наложить, Кристофер уже успел несколько раз дёрнуться. Тэйэр не отодвинулась, внимательно наблюдала — как он реагирует, насколько нестерпима боль, что происходит с ядом в венах.
Теперь оставалось только ждать.

Отредактировано Тэйэр (19-11-2018 14:02:57)

- Я не зельевар, - глухо рыкнул ульв.
Рандон разбирался в травах Лунного края, где провёл годы в изгнании. Растения, которые выросли на острове с дня раздора между братьями, незнакомы ульву. Он помнил время, когда вместе с народом перевёртышей учился отличать по запаху полезные травы от ядовитых и как показывал волшебство без магии, сочетая их друг с другом. Шаманы в ульвийских племенах использовали эти знания и под песнопения лечили больных собратьев, но Рандон отошёл от науки и никогда не занимался зельеварством в современном понимании.
Порцию девчонки он брать не стал. Обглодал остаток костей, оставленных сестрой и Аллором. На гневе ульву хотелось жрать с двойной силой, но он не пошёл за сестрой в чащу леса и за новой добычей не кинулся, чтобы к утру осталась свежатина и он набил оголодавшее брюхо. Одного кролика на четверых мало при ульвийских аппетитах.
Разговор Аллора и девушки Рандон слушал вполуха.
- Зыркнешь ещё раз, моргала выколю, - ульв дожевал клочок мяса с кости, отплевался от хвостового хряща и куска шерсти, который не дочистил и проглядел в темноте.
Ульва раздражали разговоры о женщинах и старых ошибках. Он заплатил за тщеславие и жажду силы. Аллор этого не видел, но тоже платил вместе с Алиллель, расплачиваясь за проклятия, сказанные Богами в гневе.
- Мой опыт общения с бабами научил, что с бабами водиться - в полымя с голой задницей угодить, - ворчливо заметил Рандон, заканчивая с перекусом. – Долго ещё? – он поморщился. Зловонная жижа с плавающим в ней омерзительным цветком под самым носом раздражала сильнее Алиллель и её дохлого тела. Рандон думал спросить у сестры, что приключилось с её носителем, но за годы общения с женщинами он уяснил, что им нужно дать время остыть, а не лезть сразу под горячую руку, чтобы схлопотать по шее и по яйцам за чрезмерную заботу и любопытство.
Эти двое стыд потеряли. На язык просилось едкое словцо и предложение потрахаться. Рандон сдержался и выдал мягонькую вариацию.
– Вы миловаться собрались или яд выжигать?
Ульв поднялся, но не кинулся удерживать брата. Аллор держался спокойно, пока девчонка возилась с варевом и повязками, накладывая их на руку ламара. Рандон не видел необходимости в своём присутствии и собирался пойти за сестрой, когда Аллора скрутило. Подлая боль ударила, когда тело понадеялось на чудесное исцеление. Рандон удержал брата за плечи, но боль набирала силу. Ульв держал брата от отяжелённого дыхания и выдохов сквозь стиснутые зубы, испарины на лице и хриплых вздохов до крика и неконтролируемого движения тела под выкручиваемые вены и суставы.
- Слышь, ты ему противоядие или яд дала?
Кристофер горланил на ухо и не контролировал себя.
- Делай что-нибудь, зельеварка!
Так действовало противоядие.
Рандон грязно выругался под нос. У Аллора в смертном теле не хватало физической силы вырваться из рук ульва, но мужчина побоялся, что смертное тело не выдержит боли и подохнет у него в руках. Ульв принял решение, когда ему надоело слушать крикливого брата, заходящегося в агонии. Стукнул его по голове с расчётом силы. Кристофер обмяк в его руках, перестал извиваться и кричать от боли. Вырубил.
Ульв постоял, подумал. Почесал затылок, глядя на тело брата, думая, что натворил.
- А, - дикарь махнул рукой и почесал в лес. – Будет орать, зови. Мне понравилось.

[nick]Тэлл[/nick][status]натуральный зверь[/status][icon]https://i.imgur.com/mGTMyRB.jpg[/icon]