Последние пару часов после ужина, который по его режиму делался завтраком, Кайлеб сидел, отчаянно прокрастинируя. Записки на огрызках пергамента и бумаги лежали разбросанными по полу всей халупы, а он не мог сконцентрировать внимания ни на простейшей формуле. В руках у него была иссохшая женская рука. На руке было послание. И это была не главная его тревога в этот вечер.
Айрин не было. Нигде. И это была его далеко не первая попытка найти её, но теперь он использовал всё, что только мог. Гребень с её волосами. Другие вещи. Её дом. Ничего. Только мёртвая зачарованная рука нашла его под утро, истощённого, и попыталась придушить. А на руке, отрубленной и бескровной, на самой коже поверх вен было послание, зашифрованное в странных и тревожных стихах.
Его действительно устали ждать. Он мог это предвидеть. Проклятье, предвидел же! Но не хотел!
Нет, Кайлеб не ждал гостей. Он закупил реагенты и энергетические накопители для ритуалов и планировал отработать собранный недавно за охотницами и по мелким происшествиям материал. Он всего-то вышел в свою мертвяцкую "теплицу" проверить, целы ли материалы и прочертить внешние круги, планируя колдовать в ночь, как снова найдёт где-то потерянное вдохновение. Но вот, войдя в сторожку, он обнаружил её.
- О, Хель… – он произнёс, немного рассеянно. – Не ожидал твоего визита… сюда.
Сменить имя просто, вы просто не пробовали по-настоящему, с душой, перейти на иной уровень, м-м-м, общения, если вам сложно. Полное имя владычицы Севера было сложным, первое сокращение – сладковатым, но то, что он ей предложил, носило в себе звуки света и смерти одновременно. Кайлеб, как бывший музыкант, мог бы написать целую книгу о звуках и фразах.
Принимать гостью в своём бардаке было неуютно. Признаться честно, Кай был не из самой богатой, но и не из самой бедной семьи. Он был ребёнком крепкого и благополучного города, сытого, с обширными пашнями от горизонта до горизонта и садами за ними. Для него сторожка была вынужденной мерой, но в добротном доме сестры его нашла ныне сунутая позади за пояс в мешок зачарованная рука.
- Охотницы недавно подстрелили оголодавшую виверну в рыбацкой деревне на южном склоне, но они у меня все хранятся не здесь… я только что оттуда, пошли.
Он говорил и он выглядел одинаково: рассеянно, потерянно, но, подхватив часть записей, вновь обрёл вид сумасшедшего учёного. Краска снова вымывалась из его безвременно седых волос, сделавшись призрачно-багровой с серебристым пробором полностью бесцветных корней. Он был нелепый, что и говорить, особенно без всей своей болтливой бравады: слишком длинный, слишком тощий, с закатанными по локти, несмотря на мороз, обнажающими рисунки на венах по предплечьям, рукавами. Рисунки на чернилах с её кровью, надо сказать. И у него вся кожа от них горела яростным красным, в невозможности ни обратиться, ни нормально контактировать с тёмной энергией из-за подавляющего влияния вампирьей крови. Некромант просто не знал иного способа, как закрепить тварей за ней, при этом не рискуя своей шкурой и не обращаясь. А их, помимо ворона, было уже четверо: сова, срощенная с кречетом, крупная реликтовая волчица, не менее крупный, хотя и сильно заштопанный Кайлебом белый медведь, и новый проект: виверна с человеческой верностью. Три трупа людей лежали там так, на подпитку, если что. Виверна!
- Это – всего-лишь удобный гонец, – ухмыльнулся Кайлеб, но глаза его были всё ещё пустые, смотрящие насквозь, не здесь. – Я пособирал тут хорошую падаль и два дня назад у меня был отличный улов.
Он кивнул куда-то наружу.
– Пошли, покажу, я как раз собирался работать над одной из редких гадин.
Сложно было сосредоточиться. Сложно было изобразить своё присутствие. Кайлеб сам двигался как зомби: по резким прямым траекториям, обнаруживая, что тропа уходит вбок в последний момент. Небольшой дом из крепко слепленного снега – иронично было звать теплицей этот морозильник – находился на краю леса, в шагах тридцати от хижины, среди зарослей орешника. И там лежали они все.
- Твои девицы подстрелили и не убрали позапрошлым вечером, – кивнул он на лежащую в большом кругу, уже частью порезанную где-то, но в целом оставленную как была, с прорехами в чешуе и кровавыми разводами, виверну. – Я и вовсе не знал, что у вас эти твари водятся, они же дракониды, не драконы, не теплокровные.
А, может, и не водились. Но светло-серебристая чешуя твари с вытянутой пастью не могла сказать ничего о своём происхождении. Просто скальная виверна.
– Химеру сложно наделить истинным интеллектом, а я не хотел переводить материал на что-то глупо атакующее всё, поэтому пока, – он кивнул на непробуждённого ещё, но уже готового медведя, – вон.
Мёртвая рука за авторством Мамочки всё так же скребла вяло пальцами по его плащу сзади.

Плохое качество жизни – константа для холостяка. То ты жрёшь что попало, то ты живёшь где попало, грязные портянки висят на вилах у двери, то, если всё ж таки ты домашний хомяк, приключений и секса не хватает – тоже, знаете ли, в качество жизни входит пункт. Кайлеб по своей немного шакальей природе к чужим норам привык и ими сильно не тяготился. А уж когда он был на чём-то сильно сосредоточен… чудо, что он вообще мылся и не забывал себя хоть раз в день покормить. Со сном, понятное дело, было плохо: одному спать скучно, никто из головы скачущие мысли известным способом не выгоняет, сумрачный гений в заду аж свербит, желание вернуть себе форму и найти смысл жизни (помимо самозабвенного удовлетворения своих базовых потребностей жрать, спать и сношаться) им погоняет. А тут ещё и подарочек его нашёл…
- Сможет, – ответил Кай, закладывая подцепленным у Авеля образом руки в замок за спиной, на пояснице, и обходя зацепившую внимание вампирши виверну по кругу. – Перепонки практически целые, где нужно я прихватил нитками. После завершения оживления отрегенерирует окончательно. Химеры – не нежить, а аберрация – мутант, короче говоря. Они не идеально послушные миньоны, воскрешаются, а не поднимаются марионетками, из свежего материала, способны функционировать независимо без подпитки, и тем ценны. По сути дела тело из каких угодно составных частей можно сшить, главное чтобы оно было жизнеспособно по главному набору функций, а потом в него закладывается дух, который лепишь как умеешь и разумеешь.
Бывают парни мужественные, бывают парни добрые, бывают парни привлекательные на чей-то вкус физически, бывают парни смешные, а бывают такие умники, на которых смотришь, которых слушаешь, и не знаешь, то ли восхищаться, то ли кляп с лимоном и мятой воткнуть. С возрастом по этому ряду Кайлеб Ворлак всё больше и больше уползал в сторону последнего, потому что веселья и смазливой рожицы в нём оставалось всё меньше, как и физических сил не раз и не пять выжатого на лишний магический запас организма. Он говорил знакомо быстро и с глубоко перевитой с фразами эмоциональностью, но глаза у него блуждали куда угодно, только мимо заготовок на вычерченных углём в снегу магических рисунках и женщины, которой нравилась идея завести себе немного гаргулий на балкон. Мысли разбредались, как опрокинутая банка паучков, и явно не в сторону общения с любовницей. Тем не менее, Кайлеб Ворлак умел стрелять тысячу слов в минуту даже с тремя-четырьмя голосами, орущими в его голове, поэтому он легко продолжал:
- Только вот какой-то ментальный контроль над химерой имеет именно её создатель и никто другой. И в этом проблема.
Он высунул левую руку из-под плаща и закатал рукав. На бледной коже, перевитой ярко-синими венами краснели магические рисунки. Часть кругов, больших и маленьких, не была заполнена до конца, а часть уже почти истёрлась.
- Я использовал твою кровь из того амулета в чернилах, во время подготовки тел и для ритуала, чтобы как-то связать химер с тобой, чтобы они хотя бы умели признавать тебя, твои желания и слушались в непосредственной близости. С летуньи начинал, и вроде бы сработало. Однако, – он указал на почти рассосавшуюся метку, больше видную из-за шрама от расчёсанного раздражения на коже, – остаётся проверить, будет ли держаться связь, когда я буду за полмира отсюда, и будет ли она работать, когда метка сойдёт полностью. Только после этого я могу сделать их в каких-то значительных количествах, иначе куча дикой твари близ ледника просто сойдёт с ума и будет упокоена заново. И будет особенно жалко потерять виверну. Я только приметил дикий выводок пауков-шелкопрядов на севере Альянса. Хитин, средней опасности яд и полезнейший шёлковый секрет – отличное дополнение без сильного утяжеления для летающей дряни. Шёлком можно чинить крылья или вязать добычу, хотя с последним и твои гарпии неплохо справляются… Правда, мне нужно будет собрать ещё материалов и литературы. Я не сшивал драконидов с пауками и не уверен, что кто-то это вообще когда-либо делал, хотя и с последними опыт имею и с людьми они идут хорошо.

- Что, сейчас? – вздёрнул сильно посивевшую бровь Кай. – Я могу, конечно.
Может, но не хочет. Кайлеб всегда старался разделить фронт работ так, чтобы у него хватало магического запаса на пару перемещений в пространстве. К тому же, швы на крыльях вдоль костей и мышц пришлось бы переделывать, воскреси и убей он недоделанную химеру. Все заготовки под паучьи лапки и вшивание мешка с железой прахом. Но чего не сделаешь ради любимой женщины.
Почему это звучало так плохо и нелепо, несмотря на искренность под словами, формирующими мысли в голове? Он не мог понять, несмотря на отчаянные попытки. Кажется, какая-то часть его всё ещё сопротивлялась даже возможности привязаться к кому-то – причины не в счёт. А его годами душило от одиночества и теперь едва ли на крыльях не носило от счастья, что есть кто-то, хоть кто-то.
Айрин.
Культ.
Уже несколько раз умерщвлённая лапа, отдалённо напоминающая женскую руку, всё порывалась выползти из сумки под запахом плаща.
Он уже думал обратиться к ней, чтобы сказать, что скоро жить здесь, на доступном расстоянии, перестанет, но она предложила, что в анекдотах в Альянсе называется "прошвырнуться до ближайшего кладбища". Нервозность его немного отпустила. Кайлеб ухмыльнулся, перестав ковырять неокаблюченной пяткой сапога снег.
- Ледяные пауки? Никогда не видел их. Уверен, это ценный материал, особенно в местных реалиях и после твоих ледяных залов. Удивительное сплетение воли со стихийным проявлением природы! Ты знаешь дорогу до гнездовья, или хотя бы примерное расположение?

На самом деле у Кайлеба с перемещением по щелчку пальцев сейчас были некоторые проблемы, но навык понемногу восстанавливался, накладывая на память свежий и осознанный опыт. Руки помнили, глаза видели, силы возвращались. С пространственным мышлением, ориентированием и масштабами у него никогда проблем не было, поэтому прикинуть расстояние он мог и на глаз. Другое дело – мана. До неё, как и до материалов, он был жаден, особенно ввиду последних новостей и приветов с того света. Ему, на тот свет, вернее.
"Интересно, знает ли Мамочка, чем я тут занят, и как контролирует хаос в Культе. Всё-таки уже два месяца прошло. Нет, не два… три".
- Лучше проедемся. Животные меня не любят, но я думаю, ты способна удержать поводья? – комплименты можно делать и совсем изящно, походя, вопросом. Он не сомневался. Клан Виан славился своими тайнами Магии Крови, их рабские печати чем-то напоминали по сложности воскрешающие ритуалы, но были написаны с иной целью и на ином языке. Что сложнее: вдохнуть жизнь и подчинить мёртвое, или обратить в послушное своей воле живое? Судя по иерархии Псионики в школах магий – именно второе.
Поводий не было. По крайней мере, материальных, только дуга из кости. Медведь рыкнул на него недовольно, почуяв запах смерти, но под хозяйкой уже и дрогнуть не смел. Кайлеб вступил ногой в одно из стремян и одним рывком взобрался в седло, удобно прилипнув к женщине вместо второго плаща. Ему так и спать нравилось, поэтому место пассажира не вызывало у него никаких нареканий.
В пути можно было бы тихо пошарить рукой, грея её у Глациалис под плащом, например. И от её волос всегда славно пахло.
Вступившая всецело в свои права весенняя ночь, ясная и с холодными звёздами, блестящими из непомерной глубины тёмного неба, разразилась полярным сиянием. Кайлеб нередко выходил посмотреть на него, успокаивая мысли и выматывая тело полуночным моционом, на хороший сон. Пусть поэт в нём умер в муках (кстати, целуя женщину в тонущей лодке), но какие-то струны романтика всегда были живы в его душе. Не-мечтатели и не-романтики не едут за ледяными пауками, чтобы сшить из их составляющих летающую артиллерию. Не-мечтатели и не-романтики никогда не додумаются залезть в постель и неплохо прижиться под крылом метафорической хозяйки ямы с крокодилами, для начала, не то что немного лениво, не столько с намёком на большее, а просто так, от большой любви к всем формам, тискать её в пути, пользуясь тем, что Виан настолько холодонепроницаемы, что не находят нужным излишне плотно одеваться поверх слоя меховой или кожаной одежды по фигуре. На ремнях, мхм.
Ёжась от холода, Кайлеб соскользнул в снег с другой стороны от медведя и быстро его обошёл, вглядываясь в ночь в синюю махину ледника. Северная ночь была очень даже светлой, поэтому от человеческого своего зрения некромант сильно не страдал. Он усмехнулся на предложение:
- Звучит больше как приглашение на казнь. Но я не откажусь! – и поспешил следом. Забираясь в расселину размером помельче, как опытный искатель проблем, Кайлеб всё стремился подать даме руку, но она справлялась неплохо и сама.
- Знаешь, я как-то читал труд известного шёлкового фермера из Нертана… он весьма любопытно описывал процесс размножения пауков и давал советы, как его взять в свои руки, чтобы повысить эффективность хозяйства, – сказал он, слушая, как его голос отражается от стен изо льда. Или не льда. Он здесь имел иную структуру и вполне мог быть заросшей и оледеневшей частью старой паутины, если судить по словам Глациалис. – В частности, он советовал поочерёдно отстригать самцам семенники на лапках и обездвиживать паучих перед искусственным оплодотворением. Если самец выживал, он имел шанс регенерировать в течении нескольких лет или десятков лет, ну или шёл на хитин и деликатесы, если молодой и красивый. А у самки не закрывались бы семяприёмники и лет так сто или двести, каждые несколько лет…
Он даже зафыркал какому-то одному ему понятному юмору, и объяснил, понизив голос:
- В мире очень много странного дерьма и у меня есть талант его обнаруживать. О!
Он замолк и присел на небольшой и покатый ледяной карниз, глядя вниз в расселину. Небольшие узорчатые дорожки казались сюрреалистичным дворцом сказочной злодейки (повернуться, посмотреть на живую особь таковой, опять посмеяться). В мешках по стенам ледника висели кладки с яйцами, и бледный лунный свет струился в них – откуда? – освещая серые в голубую крапинку скорлупки и делая их подобными поделочным камням. Стрекот лапок был неслышен в повисшей тиши, но Кай был уверен, что кто-то должен сторожить логово.

- Заметь, ты это сама подумала, я молчал! – гоготнул на идею связать некромант. Нет, конечно, что-то такое проскакивало в его мыслях уже какое-то количество раз, но Кайлебу больше нравилось разворачивать слои одежды, распутывать и растёгивать ремешки и завязки и наслаждаться… встречными телодвижениями, м-хм. Идея полной власти и доминирования была привлекательна, возбуждающа, но абсолютно не нужна в материальном исполнении для того, чтобы сделать дело. Глациалис же не насиловала его магией артефактов или собственным гипнозом, чтобы добиться своего? – Мы можем исследовать возможности обездвиживания твоих когтистых лапок позже, если идея будет всё ещё свежа и интересна для тебя.
Хиханьки с хаханьками и совсем наглый флирт в сторону, а они пришли за другими материалами. Пока не было видно ни одной кладки и ни одного паука, Кайлеб прикидывал, стоит ли оставить выходы паутинных желёз в кистевых сгибах с когтями виверны, как он уже разметил, добавить его же в дополнительные лапки, которые прикрепит на грудине спереди – нужно ещё подумать, как встанет, может придётся и оставить только две пары, а может и одну от спины, зависит от величины образцов, чтобы было удобнее пойманных врагов не только забирать, но и довязывать до полного кокона; и, конечно же, стоит ли кроить глотку виверне, чтобы делать секрет спреем, подобно ядовитому и воспламеняющемуся дыханию прочих драконидов, или всё ж оставить, как есть. А что, если дыхательные железы попробовать совместить? Необходимо проверить реакции.
Не поймите неправильно, Кайлеб вовсе не задрот. Он творческая личность. И не гони его бандитствовать, по бабам или убивать просто для веселухи этого действа (и кормёжки ненасытной демоницы) голоса в голове, он бы за десять лет практики некромантии со своим чувством прекрасного и желанием творить и оживлять стал бы такой же лабораторной крысой или полевым маньяком-вивисектором-таксидермистом, как многие некроманты вне высших эшелонов власти в Альянсе. Сейчас, когда хватка безумия немного его попустила, он наслаждался тем, что казалось для его души естественным состоянием: удовлетворением естественных потребностей, включая интеллектуально-магические приключения.
Из яиц нертанских шелкопрядов выходили неплохие капсулы и основа для алхимических бомб, кстати. Нужно и здесь образцов десяток реквизировать и проверить на свойства. Еще бы у него была под рукой дюжина подручных Мамочки…
Когтистая немёртвая рука в зашитой складке плаща под одним из драных меховых хвостов для тепла ожила и снова начала шарить в поисках целевого тела, которое изначально прибыла душить. Пятый раз! Он уже всем её пытался разрушить – не горит, не расщепляется, не забрасывается в другое измерение, в воде тоже, понятно, не тонет (куда ж такому го… рдому творению некромантской артефакторики!). Воистину, вспомнишь солнце – вот и лучик. Сосредоточенный на наблюдениях некромант пренебрёг на время сим печальным происшествием, следя за нитью мыслей шепчущей Глациалис и её взглядом.
- Они разумны? Или полуразумны, как волшебные создания вроде единорогов?
Его глаза не отрывались от похожих на резные фигурки изо льда силуэтов, постепенно фиксируясь на указанной вампиршей твари. Ещё чуть прекраснее – и без наличия теплокровной конкурентки, не оставляющей никакого простора для накопления фрустрации и фантазий о теле – буквально – и он бы потерял дар речи. Паучихи были красивы именно той самой, холодной смертельной красотой, которой он добивался от своих искусственных личей, собранных из бывшей труппы. На миг Кайлеб пожалел, что не пошёл дальше и не совместил в них всё же два тела, поленился, не нашёл верного способа закрепить. Ведь на двух ногах любая из его многоруких танцовщиц могла передвигаться лишь чинно и по более-менее пологим предгорьям, удерживая контроль над ордой. Но на паучьих лапках, идеальных и для карабканья по отвесным скалам, и для плетения и удержания нитей… как же он не подумал!
Был и другой вопрос, который его занимал.
"Если слепы и глухи с антропоморфными особями – несомненно, магические создания. А я думал, что истории, что под айсбергами плавают гигантские черепахи – чушь. Оказывается, нет. Интересно, где же находится влияющий на этих тварей таким образом узел силы. Сам ледник? Но не весь же".
Некромант увлёкся слишком сильно и не заметил, что проблема уже нашла выход и теперь, упав свободной вниз, карабкалась по слишком свободной штанине наверх, коварно подбираясь всё ближе, пока…
- Ах ты ж Фойрр и-его-всех-рас-цветов-материалов-и-поз-шлюшки! – взвыл Ворлак на весь разлом, реагируя, впрочем, даже стремительнее своей брани и лишь чудом избавляясь от весьма опасной хватки в причинном месте, поскольку паника позволила ему выломать один большой палец немёртвой руки быстро и эффективно. В дрожащей ледяной пустоте с тонкими плетениями паутины меж сводами и бездной пролетела в сторону оной одна синюшно-бледная отрубленная чуть выше запястья и ровно подшитая по краям рука с весьма отросшими, но человеческими ногтями. И шлёпнулась прямо на нити, быстро ощупывая их и планируя путь возвращения к своей цели номер один и единственный. Кайлеб же, покрываясь красными пятнами от возмущения, испуга и адреналинового восторга, резко откинулся к матово-полупрозрачной стенке выступа и притянул на себя Глациалис, спиной сквозь одежда чувствуя вибрацию, идущую по стенам. Паучиха, за которой они наблюдали, вскинула пустые жемчужины глаз на женоподобном лице и обнажила узкую пасть с огромными клыками – другие пауки уже спешили поймать вязнущую и липнущую с каждым шагом пальцев неживую руку и спеленать в лёд. А ещё они чувствовали, что источник вибрации был сильнее и больше: голос у Кайлеба был достаточно сильный, чтобы ясно кричать на весь Сайтер – и щупали другие сектора паутины.
"Слепы и глухи – но только к речи. Не к движению. А что тепло? Они все живут в запредельно низкой температуре! Проклятье!" – лихорадочно думал Кайлеб, наблюдая за паутиной и пытаясь восстановить и приостановить своё дыхание. Проклятье, проклятье, проклятье… Он собирался телепортироваться, но не мог сосредоточиться на хижине и, что уж, жалел времени на путь. С другой стороны – с избавлением. Оно, определённо, того стоило.
(Нет).

Ледник переплетал в себе не просто лёд и снег с камнем: он содержал в себе магию, а потому телепортироваться в него и из него было опасно. Мистик вспоминал как можно яснее положение гор, вспоминал положение звезд, вспоминал характер склона, по которому поднял их медведь, прикинул, как должны были располагаться по обе стороны деревья. Нет, Кайлебу не надо объяснять, что пора валить, он это ещё в момент, когда отрубленная кисть приземлилась на паутину знал. Просто он отвык делать это не думая, вот на щелчок пальцев, и при этом не бояться фатальных ошибок. Нет, он мог переместиться на метку, но тогда бы пришлось ещё раз перебрасывать Глациалис в пространстве без ездового косолапого, а ей – мыть мозги слугам, чтобы сокрыть следы несовпадений.
До выхода им добраться было не суждено: одна из тварей плюнула секретом над их головами, наполовину замуровывая проход в нише до смешного лаза, по которому можно было разве что на карачках проползти, а у них на это не было времени. Стоило паукам подползти ближе, Кайлеб сомкнул руки вокруг вампирши и они пронеслись через холодное ничто в…
Ночь, конечно же.
И даже стояли всего-то по колено в сугробе. Ну, он по колено.
Медведь храпел в десяти-двадцати шагах чуть выше по склону, точно чувствуя беду, но не способный сбежать, удерживаемый набитыми на самую его шкуру рабскими письменами. Некромант не стал ставить женщину крепко на ноги, предпочтя перехватить поудобнее на руки, чем помогать ей с её довольно скромным для таких дебрей ростом прыгать следом. Особенно после того, как её руку обожгло холодом. Сажая женщину в седло, Ворлак успел мимолётом на неё взглянуть. Впечатляет. Но, увы, они разворошили паучье гнездо и сегодня эту злющую гадость ему собрать точно не доведётся. Если доведётся вообще…
Стрекотание из разлома в пещере стало раздаваться с гулким эхо, и маг предпочёл не проверять, насколько охотно ледоплёты покидают убежище ради добычи.
– Пожалуй, прогулка на сегодня окончена. Держись.
Сам в седло на медведе мужчина забрался в прыжке, чем вызвал недовольное рычание, и тут же перехватил один из рогов, снимая с него обмороженную руку Глациалис и пряча в тёплой ладони другой руки, покоящейся на её животе под грудью. Пауки могли быть хорошими скалолазами, но в пушистых снегах острые иглы-лапки им преимущества не давали, а потому медведь увёз двоих посетителей ледяного террариума без происшествий.
Когда разлом с пауками и пленённой теперь в их сетях на веки вечный лапищей Мамочки скрылся за снежным барханом, Кайлеб перестал вертеть головой и глубоко вздохнул. Он знал, что это случится, стоило отреагировать сразу на приветственный жест колдуньи, а не пытаться уничтожить его свидетельства. Если он что-то ещё понимал в Культе и его верхушке, глава исследовательского крыла "нет" за ответ не принимает и завтра же отследит, где запропала её загребущая ручка и нагрянет туда с десятком-двумя аколитов. И тогда ему самому материала на химер не видать. А втягивать в свои северные интрижки Культ Кайлеб не хотел по вполне понятной причине: его этим можно неплохо шантажировать. Как скрипочку разыграть.
– Боюсь, химеры откладываются, – сказал спустя долгую паузу некромант в затылок вампирше тихим голосом. – Я постараюсь закончить, что начал, но не уверен, что смогу вернуться к ним в ближайшее время. Виверна получит усиление из того,
что под рукой, а дальше посмотрим.

Использовано: Телепорт (2*60) маны
96 выбросил даже, на всякий

– Милая Хель, – тихо, гортанно вибрируя практически расслабленными, как спросонья, голосовыми связками, усмехнулся Кайлеб, – чтобы армию потерять – её надо иметь. Чтобы её двигать – надо иметь силы приказывать и следить за исполнением приказов.
Иначе, иногда эта имеющаяся армия имеет уже тебя в ответ на пренебрежение. Да, ему понадобится магический запас. Он бы охотно глотнул ещё одно восполняющее зелье, чтобы закончить всех тварей, лежащих в наружнем леднике, но мог позволить себе только одну – а другие с тем же успехом могут быть сожраны или и дальше лежать в пентаграммах, пока не истает снег и не размоет линии рисунков, замедляющих декомпозицию материалов. Обидно, но нельзя в жизни успеть всё. Он не успевал, спя по два-четыре часа в сутки, подгоняемый голосами, у каждого второго из которых было много чаяний и дел, он тем более не успевал теперь.
– Что же до хозяина… Иногда я ненавижу свой дар предвидения, когда предполагаю события и выбираю худшие исходы, но ты знаешь, у меня небольшая армия есть – и её живая часть не будет двигаться слаженно, если над ними не будет нависать сама смерть с жатвенной косой, приказывая пойти и вынести город со всеми его защитниками ценой любого количества испорченного мяса.
В этом всём была большая глубокая ирония: даже по факту сидя в кресле Гроссмейстера, он был зависим от всей пирамиды под ним. Сколько фишек он выбил в последний год – не важно, иерархия стояла, по ней карабкались новые фишки. И он всё равно зависел от них. От исследователей, копавших в Лунных землях ещё до его вербовки что-то такое, что нынче распускается призрачно-чёрными мясистыми корнями в больный, перешежших на последнюю стадию. От аристократиков, которой всей душой ненавидел – этих зажравшихся и напыщенных сибаритов, которые сами же под своими семьями пилили ножки кресел, лишь бы пройти вне очереди на освободившееся место – когда Культ совершит переворот, конечно же. От рядовых боевиков, как правило даже не владеющих магией – чёрных рубашек, которых сам воспитал во время кампании в Волчьем лесу и теперь, в мирное время, не знающих покоя и честной жизни, как он сам, спускал на кого надо. Нет, голоса и их потерянное величие в сторону – Кайлеб Ворлак не был ни гением от политики, ни гением от тактики, ни гением от магии, но за свою бессонную и крайне утомительную для столь короткой жизнь кое-что хорошо усвоил: чем выше ты лезешь, тем больше тебе терять, тем больше тебе нужно ресурсов и связей и тем глубже повисаешь, в итоге, над пропастью на тонкой паутине компромиссов и баланса сдержек и противовесов. А Кайлеб Ворлак в масштабах Рейлана не меньше, чем в Добровольно-принудительные Диктаторы Добра метил.
Халупа начала виднеться чёрными стенами меж синим снегом и синим снегом, из топящейся через заклеенное шкурами окно трубы давно уже не валил даже лёгкий дымок, но хлипкое жилище ещё не выстыло.  Время наверняка минуло за второй или третий час ночи, игра огней над ледником прекратилась, куда-то за него же спряталась бледная луна, уступив власть над небом ярчайшей из когда-либо виденных им россыпи звёзд. Кайлеб соскочил с седла, напоследок потёршись онемевшей от холода скулой о висок Глациалис, и ещё раз посмотрел на небо.
– До рассвета ещё несколько часов…
А рассвет не преодолеет самые высокие отроги ледника, укрывающие и ближайшие к этому склону фьорды, почти до полудня…
– Проведёшь их со мной?
В голосе стоящего в снегу и глядящего снизу вверх на гордую медвежью всадницу некроманта слабо дребезжала просьба – и надежда. Глядя на него вот так: в не пойми каких обносках, в не пойми какой дыре, не пойми какое существование влачащего сумасшедшего мага в благословенном периоде ясности рассудка – ни за что не подумаешь, что это один из самых странных и зловещий персонажей континентальной политической игры и негласной войны гильдий за влияние над судьбами мира, несмотря на притязания на них корон и владык. Террорист, массовый убийца, в том числе своих начальников и подчинённых – клейма негде ставить. Вот этот, с полностью седой головой и давно не бритой, даром что негустой и клочковатой, бородёнкой. Обделённый заботой женщины, семьёй и домом бродяга. О да, а ещё он не хотел оставлять хоть бы эту фойррову сторожку с кучкой трупов вместо саженцев за ней в снегу, своё счастливое и лечебное уединение и ещё более исцеляющие встречи с хозяйкой суровой и неприветлевой земли острова Хериана.
С говорящими голосами Кайлеб годами не мог спать и был на грани срыва, с умолкшими же, спустя три близких столкновения со смертью: от собственной физической слабости, от сомнительно исполненной и сомнительно, свершённой ли, мести, и, наконец, от невозможности больше поддерживать даже отдалённое внешнее подобие функционирующего разумного существа – чувствовал себя всё так же безбрежно уставшим. Пожалуй, не дёргай его ничего, весьма беспардонно, в сторону родины-уродины, он бы мог оставаться здесь и, полноценно отсыпаясь, тихо клепать химер целую вечность.