Как старшая из женщин бессловесно исчезла, дракон не заметил, пряча в камзол коробочку с лентой, которую он, несомненно, не собирался оставлять в этом доме. Еще чего. Теперь это его законная добыча. Даже если за нее и были заплачены какие-то деньги, все едино.
Упрятать плоскую жестянку удалось не сразу, словно та сопротивлялась, переняв мерзкий характер артефакта. Безусловно, подобное было невозможно, просто слабость играла свою нелицеприятную роль. Победив зловредный предмет, Таэр оглянулся. Обнаружив лишь одну девушку, с опаской глянул на нее - не собирается ли упасть в обморок или что еще похуже. Как управляться с девицами в подобных состояниях дракон не знал. Но нет, одиночество, то бишь отсутствие тети не сказалось пагубно на общем самочувствии Корнэ, срочное вмешательство не требовалось, так что дракон с чувством выполненного долга опустился в одно из кресел, находящихся на всякий случай подальше от спасенной бедной девочки. Артефакт заснул, а в целительных силах жрицы Таэр не сомневался. Так что дальше и без него разберутся - и вылечат, и на ноги поставят, и в порядок приведут.
Оставалось одно - выяснить, откуда же взялась эта безобидная ленточка в доме иш'Синдэ, походящем на замок, в который так просто не проникнуть. Но сначала - вино.
- Малу сбегает вниз за красным вином, как только нальет мне вашего мускатного, - хрипло отозвался Таэр, подзывая рукой мальчика, прижимающего к себе вожделенный бокал, пока еще не наполненный вожделенным напитком. - Правда, Малу?
Ребенок распахнул глаза еще шире, словно это было анатомически возможно, глянул на жрицу и протянул ей бокал.
На вопрос лорда Маэра дракон соизволил откликнуться только выпив одним махом полбокала вина. Откинувшись на спинку кресла, полуприкрыв глаза и, наконец, выдыхая, начиная постепенно ощущать мир вокруг себя именно таким, каков он и должен быть. И дождавшись, когда ребенок убежит прочь. Чем меньше лишних ушей, тем лучше.
Правда, ответ, как и заданный вопрос, оказался своеобразным.
Отставив бокал на пол, Таэр вытащим коробочку и извлек из нее безобидную ленточку, повисшую точно шкурка освежеванной дохлой змеи.
- Я бы хотел знать, откуда это взялось в вашем доме.

Хлеба и зрелищ – кажется, именно так люди назвали бы разыгрывающееся на глазах Таэра представление. В качестве хлеба выступало вино, чей нелюбимый, а оттого кажущийся мерзковатым привкус странно бодрил, а в качестве зрелищ – внутренние противостояния клана иш’Синдэ, столь явно проявляемые, что впору восхититься и насладиться.
Пролетевший возле носа серп дракон проводил заинтересованным взглядом, а вот вопрос хозяйки дома вошел в опасное противоречие с очередным глотком вина и заставил закашляться.
Прочистив горло, артефактор ворчливо вопросил пространство, стараясь рассеянно смотреть между всеми тремя в какой-то мере, но противостоящими друг другу сторонами:
– Я разве похож на законника?
Наверное, следовало сказать – двумя противостоящими сторонами, однако не показушная, но показная защита старшей женщины запросто могла войти в противоречие с желаниями младшей. Особенно с учетом взгляда, брошенного ей на отца. И откровенности. Вер Шейн даже мимоходом пожалел, что не удастся досмотреть внутрисемейные разбирательства, которые продолжатся, как только посторонних выставят прочь. А его принадлежность к посторонним возрастала с каждой каплей, вытекающей из клепсидры, чья мимолетная капель слышалась где-то далеко-далеко.
Можно было покривить душой, к примеру, выдав патетическую фразу про оружие, которое может служить как во благо, так и во зло, в зависимости от держащей его руки. Или что-то подобное. Только смысла в этом не было никакого.
– Если вам требуется экспертное заключение в области намерений и права, то это не мне вопрос. Я могу только сказать, что это, – дракон разжал ладонь, и упавший из окна луч света ставил на мгновение вспыхнуть ленту переливами голубого и синего, – направлено против крови иш’Синдэ.
Поколебавшись мгновение, Таэр добавил:
– Против Корнаиэль иш ‘Синдэ. Настроен на нее с использованием принадлежащей ей вещи.
Безусловно, кровь была бы надежнее, но ее специфического привкуса не чувствовалось, так что оставался только вариант с принадлежащей девочке вещи.
Ситуация заставляла задуматься и поскорбеть о неразумности юных дев, однако в компетенцию артефактора не входила ни забота о воспитании оных юных дев, ни разъяснение правил обращения с артефактами. Хотя против именно этой вещицы никакие знания не помогли бы. Так что оставалось только поскорбеть и продолжить расспросы, пока была возможность.
– Он должен был заставить сердце и тело загореться томлением, которое запросто можно принять за любовное, и заставить возжелать того, кто принес этот артефакт.
Поборов странное, несвойственное ему желание обратиться к бедной девочке «милая», Таэр вернул себя в рамки стандартной вежливости, изрядно периодически помогавшей:
– Госпожа, вы сказали про знакомый запах. Откуда он вам знаком? И девиз. Какой? Откуда знаком?

— Обещание абсолютной супружеской верности времён, когда брак начал что-то решать в наших союзах и войнах… — пробубнила, чувствуя копящееся раздражение, тётка при упоминании напыщенной поэзии. Шутка ли, она ей не нравилась ещё больше вышивания. Урса предпочитала плясать под живой и милый мотив дудочки или цитры, подпевать песням с простым ритмам и простой мудростью в словах. К тому же из уст её тёзки-тётки, всем известным способом по юности вернувшей их задыхавшемуся без отнятых у них предгорий и ратного дела Дому будущее, они всегда отдавали лицемерием. Это была заслуга её, Медведицы, что она не ввязалась в игру в племенных кобыл и хорошие браки, шантажом или зельем, а пошла, пусть и ошибочно, по зову сердца.
За словами Корнелии и молчанием её отца последовала долгая неловкая пауза. Внутри Ауринэль горела холодная ярость. Она старалась отчаянно не сжимать племянницу слишком сильно, но где вы видели Медведицу, которая при опасности печётся о том, чтобы объект её защиты не пострадал? Ничего, ойкнет.
— Ты не виновата ни в чём, — строго сказала жрица, ещё некоторое время держа покровительственно плечи племянницы, прежде чем отпустить и сложить руки под грудью. — Любить и быть любимой — величайший дар, и не верь никому, кто утверждает, что влечение плоти не связано с влечением сердца. Все языки состоят из мяса, в конце концов, не позволяй напыщенным софистам себя обмануть. А уж мимолётные увлечения и ошибки… ну что ж, если бы за грехи столь незначительные казнили без суда, эта комната была бы пуста, и твоего отца в ней не было бы в первую очередь, а нас с тобой уж после.
Взгляд Медведицы обратился к свидетелю начинающегося семейного скандала, которого неловко, но очень услужливо угощал вином мальчик.
— Спасибо вам, мастер. Вы прямо открыли мне на всё глаза. И спасли невинную душу. Пусть боги вечно улыбаются вам за это, — произнесла Урса, слыша стук небольших пяточек по полу уже совсем близко. Какой услужливый мальчик. Знал бы он, что служит такой змее. — Возможно, нам лучше проводить вас в более приятную обстановку, нежели неубранная комната и угостить по-настоящему? Или, если вы пожелаете нас покинуть, сможем ли мы договориться с вами о встрече позже?
Прежде, чем судьба Корнэ будет снова зависеть от этого дракона, им предстоит тяжёлый разговор в тесном кругу.

Отредактировано Урсула (26-08-2017 00:54:26)

Ответ был получен. Весьма подробный и откровенный. И одновременно - не был, несмотря на то, что описанная картина встречи и вызванных ощущений как живая вставала перед глазами. Особенно с учетом запаха от ленты, медленно пропускаемой между нервическими пальцами, привыкшими иметь дело с тонкими инструментами ювелира и артефактора.
Таэр не знал, сколько времени продлится милая семейная беседа и хватит ли желания и терпения дождаться ее окончания. Но пока, проводив взглядом гостеприимных хозяев дома, отставил в сторону бокал с мускатом и легко поднялся с кресла.
- Веди в беседку, - дракон кивнул заглянувшему Малу. Робко заглянувшему, что на взгляд артефактора выдавало с головой желание подслушать - реализованное или нет, непонятно. - Потом позовешь моего слугу.
Он понятия не имел, где сейчас находится Ильв, но вряд ли его бросили переминаться с ноги на ногу или тоскливо бродить перед воротами дома. Скорее всего, пригласили куда-нибудь в задние комнаты - дождаться хозяина.
Таэр с раздраженным скептицизмом глянул на притащенную мальцом бутыль с вином, которая оставалась возвышаться сиротливым несданным врагу бастионом посреди разгромленной комнаты. Оставалось надеяться, что озвученном лордом месте будут находиться не только клавесины и арфы, но и что-либо более существенное и подходящее для потребления внутрь.

Отредактировано Таэр вер Шейн (06-09-2017 01:47:17)

Урса не успела разразиться ответом, не подумав, и послушно села. Её эмоции, шипя, остывали, охлёстанные встречной волной от Корнэ, как в бурю пожар на корабле. Ей потребовалась долгая пауза, чтобы собрать собственные мысли и вычленить момент, чтобы объясниться. Дико хотелось обнять обоих, но это был порыв её собственной души, её способ гасить сомнения и раздражение, и она всего-лишь вцепилась одной рукой в подлокотник, а второй — в рукоять серповидного клинка. Она слушала. Долго, внимательно, жуя губы и прикусывая язык, чтобы не перебивать, хотя инсинуации говорящего сверху вниз Маэра ей были неприятны. Как и вещи, которые он отчасти вынимал из её головы, отчасти снимал с засунутого надёжно подальше языка, отчасти украшал тем, о чём сама родственница не подумала. Дербанил несчастную розу. Тоже на нервах. Ох, Маэр, такие сильные чувства не пристало копить в себе и цедить в слова концентрированным ядом!
— Я ничего не подразумевала, дорогие мои, но меня как и вас поразила знаменитая деворельская паранойя: ожидать самого худшего, всех кругом, кроме кровных родственников — да и тех порой, что грешить и лгать — видеть врагами. Факт девственности для меня важен только чтобы понять, на что нацеливали проклятье. Если физически никто Корнэ не пометил, если мы все здоровы — это не плоть и не кровь, а душа, — она переложила руки, снова заплетя их под грудью в тугой узел, а глаза устремила ни на жертву колдовства, ни на брата, а куда-то поверх, в дорогую мебель и угол окна. То, что говорила жрица и ещё собиралась сказать, ей не нравилось самой, ни капли.
— Насколько я знаю, это магия наиболее высокого полёта и требует больших стараний, нежели ночь в тёмной алькове или укол шипом на кольце. Я знаю, что девицы всех земель веками ходили к лесным ведьмам и ведунам, ещё до создания магической науки, и получали заговор на верность и любовь будущего мужа — ценой того, что их избранные, повязанные меняющим их разум колдовством, многократно насиловали девушек в следующие несколько ночей, пока узы крепли. Прости за подробности, Корнэ, — тётка посмотрела на девушку с искренними виной и сожалением, — но это была моя первая мысль, к тому же подобной штукой могут пользоваться мужчины, просто это случается реже, ведь их меньше заботит супружеская верность. В среднем. Но такого рода обман истинных чувств, не важно, каких силы и могущества, я бы могла развеять с помощью ритуала и развенчать очарованных в глазах богини.
Что приводило их к неприятному факту номер два.
— Союзы, скреплённые чарами по крови и союзы, скреплённые душами, не так свойственны нашим землям, это методы тёмных народов, детей жестоких богов-отцов и любителей радикальных методов. Искать исцеление от них сложнее многократно. Впрочем, будь оно иначе, мэтр-чародей не озаботился прийти сам.
Ауринэль подняла глаза на брата, серьёзная, с посеревшей загоревшей кожей, во взгляде — желание идти и убивать.
— Маэр, что я имею в виду — за плечом принёсшего наверняка стоит очень сильный враг. Мы и так вне игры, младший Раумо испортил свою же помолвку и его необдуманные действия привели к гибели другой девушки и новой резне, хотя это было уже много позже ленты. Итог — всё больше невинных жертв.
Её губы дёрнулись в каком-то неприятном подобии горькой улыбки.
— Я видела это уже один раз, жевала сопли и пыталась свыкнуться с тем, что корни древней вражды раз за разом всходят новой белладонной и кто-то её снова ест. Не хочу больше. Искалеченный Халлас мне до сих пор снится, его раны до сих пор болят, достаточно взглянуть на него. Укажите на лечение, укажите на врага, помогите найти нити к нему — и я порву ублюдка и отдам всё, что смогу, лишь бы это страдание закончилось. Ключ в поиске, знающий больше нашего — вон он, сидит, — она кивнула на окно, где островная весна давно уж перешла в мягкое, пока ещё свежее лето, — ждёт. Что бы его ни вело, пусть даже холодный циничный интерес.

Отредактировано Урсула (03-09-2017 20:05:04)

— Возможно потому, что я такая же дурочка, Маэр. На полсотни лет старше, дров уже наломавши, и оттого ставшая подозрительнее к любому, чьи мысли не способна прочитать. А ты для меня всегда был загадкой, — примирительно ответила Урса. Не сказать, чтобы память о времени в доме родственников была светлейшей из всех. Она была ещё подростком, в теле, которое люди считали взрослым, пусть и не детородного возраста, кто посмотри — им с Халласом дали бы примерно одинаково тогда. У неё только умерла от страшной неизвестной болезни мать, отец отослал, убитый горем и неспособный думать ни о чём, кроме исполнения своей работы, а тётка уже начала из неё, слепленной из иного теста и воспитанной быть свободной, варить хитрую невесту. Не получилось, и Ауринель-младшая убежала из Деворела заниматься чем угодно, что освободило бы её от удушливых уз.
— Лучше переложить её ко мне, я редко сплю в доме, больше медитирую, — или бегаю по ночам зверем, пока не задремаю у ручья под луной, — а место, где лежал артефакт, как следует проветрим, уберём, вычистим. Корнэ? Не возражаешь, если мы с тобой вместе поночуем, как подружки?
Это, конечно, было унизительное предложение, но кто знает, не будет ли мучить девушку в одиночестве длительный эффект воздействия артефакта или ещё Алиллель знает что?
"Ты бы тоже могла бы сделать успехи на поприще дипломатии. И не только толмачом и нарядной улыбчивой красоткой из далёкого края, где груши слаще всего и плодоносят несколько раз в год" — подумала жрица, наблюдая за племянницей. Маэр был прав и не прав. Она была дурочкой, но это и не плохо, в её года-то хуже всего быть седым старцем и не чувствовать в жилах огня. Она сообразительная, а значит юношеская глупость вполне исцелима. Могла бы добиться многого. Всё, что ей нужно было — опыт и мудрость лет, а где ж их сыскать, как не на своих ошибках. Если бы только её ошибка не была так близка к смерти! А девственность? Да кому она нужна, правда, чай, в эльфийке и в порченной кобылице для семейного процветания качества разные нужны.
Урса медленно кивнула, прикрывая глаза, которыми встретила взгляд двоюродного брата, молча соглашаясь со всем, даже с тем, что Маэр запланировал, что с ними увяжется Халлас. После этого она встала и подала племяннице руку с чуть успокоившимися и залёгшими снова гладко под кожу венами.
— Пошли, скажем служке всё, что тебе будет нужно, а потом ты переоденешься и приляжешь.
"На твоём платье сегодня осела тень смерти, запах страшного зла, я бы его сожгла от греха подальше".
— Маэр? — Медведица повернулась к брату. Проклятье, ему же больше, чем королеве Мираэль — и сейчас это стало видно. — Если хочешь, я поговорю с нашим гостем, а потом расскажу тебе. Вам бы обоим поесть и поспать — извини, если звучу как твоя мать. Не нарочно.

Отредактировано Урсула (03-09-2017 20:06:39)

Если бы Урса слышала мысли Маэра, она бы напомнила ему, что иш'Синдэ были не теми, среди кого осели в Девореле. Они были старая военная элита, не хуже троицы пернатых и кошачьих домов, не травоядные ремесленники и не трусливые ростовщики, возвысившиеся после принесённого эдельвейсами из Эденвела единства. Им пристало воспитывать в наследниках волю. Иначе они увядали, вот так. Сохли над проклятой лентой.
Она начала думать о том, какое будущее предстоит Корнэ. Как супругу одного из наследников Троих, её в глушь учиться жить самостоятельно и стрелять из лука не увезёшь. Другие страны? Ходят слухи, что немирно ни на материке, ни к югу, ни к северу, а если брать хорошие города как Нерин, Берсель или Пантендор — это мелко, даже если там учиться магии у мастеров. Столица или Ауреллон? Ну, пожалуй, столица… ко двору или к магической элите. Но там как Маэр скажет, скорее.
Она вышла, всё ещё глядя на свою ладонь. Больше, чем нежно погладить костяшками пальцев брата по скуле в ответ на жест она не смогла. Другие заботы были у ней на уме.
Светлая комната, Малу, вернувшийся на этаж какое-то время назад, уже перенёс назад в неё декантер и красивые бокалы, помыв их. У Урсулы не было того же простора, как в комнатах дочери хозяина дома, во-первых потому, что она тут толком не жила, то есть жила, но не проводила много времени, а во-вторых потому, что сама не хотела. И всё же помещение мало напоминало похожие на бараки, если не землянки, дома лесных эльфов, или храмовые кельи, или наводнённый кучей дел и персон при довольно ограниченном для жизни пространстве дипкорпус. Просторное, точно танцевальный зал, оттого, что пустое, с чистым деревянным полом без единого ковра, только забросанное подушками перед высокими окнами, что смотрели в затенённый сад, нависая над зарослями лимонника, жасмина, жимолости и других кустарников, когда-то завезённых её отцом из чужих земель. В этой комнате останавливались в Девореле отец с матерью, когда Ауринель ещё и не было в планах. Он потом ей писал, что они специально не заводили много вещей, потому что больше витья гнезда предпочитали в нём танцевать.
— Располагайся как хочешь, постель свежая, — она махнула на оставшуюся от родителей широкую кровать с белоснежным, воздушным, без узоров и тяжёлых кистей, балдахином, а сама направилась рыться в своей одежде в узком, но тянущемся до самого потолка меблированном углу, напротив которого по другую сторону от окон на держателях на стене висели её лук, колчан и другое снаряжение, включая отороченные мехом на холодный сезон кожаные жилет, наплечи и горло. Копалась в тряпках Урса именно как медведь, небрежно, да у неё и не было сильно хрупких или объёмных одеяний, выкидывая на дубовые дверцы то, что отметала, едва увидев. Наконец из череды платьев, больше напоминающих ночные рубашки, жреческих роб и просто ночных рубашек, мало отличавшихся от предыдущих двух категорий, она извлекла переливающуюся, точно перламутровая, при этом достаточно тяжёлую ткань. Платье было просто сшито, с лишь чуть перехваченными для пышности на локте рукавами и вышитыми лентами широкого пояса, которым можно было бы подпоясаться и, одновременно, поддержать небольшую грудь.
— Во-от, — аж мурлыкнула Медведица, разворачиваясь и демонстрируя одеяние, вроде бы как плотный белый атлас, плоское, а вроде объёмное и прозрачное в объёме, отливающее лиловым или голубым. — Паучий шёлк из Нертана. Некроманты неохотно его продают чужакам, и он мало отличается от нашего, но попробуй — ткань тёплая.
Что очень полезно, когда ты мерзляк, твоя магическая аура аж дышит смертью, и живёшь ты в стране холодов и дождливой зяби. Благо что ткань этого платья Урсы не хранила следов её трачей или гигантских пауков-трупоедов, из чьего секрета этот шёлк пряли, кроме прохладного сияния в гранях.
Она аккуратно выложила ткань на край кровати перед Корнэ и оглянула комнату, запуская руку в сбившиеся волосы.
— Можем наполнить купель, она здесь, у меня, за ширмой… И… Корнэ?
Жрица развернулась на плоских пятках её сандалий, открывая своё всё так же сбитое с толку, растерянное лицо, ни капли не сдерживавшее ту суету, что происходила в её голове.
— Умоляю, не вздумай умирать.

— В жизни не видела этих пауков, ты знаешь, нашему народу сложно находиться под тенью их земель долго…
Что значило, что ослабленную Корнаиэль она точно не сможет взять в путешествие туда.
— Но люди говорят, что паучихи, что делают из него свои паутины, накрывая целые рощи и горные отроги или подземные крипты забытых родов, вырастают такие огромные, что на своих лапках возвышаются выше нашего Халласа. Из их хитина некроманты ещё делают мебель и одежду, бархатистые чёрные пластины с волосками или вычищенные и блестящие, как полированная тьма, поддаются формовке в специальных алхимических растворах.
Отвлечь и отвлечься, принести покой в мелких размышлениях о диковинках и невиданных вещах. Это казалось хорошим заполнением времени, куда лучшим, чем кричащая ужасом неопределённости тишина.
— Сейчас, — Урса рванула к выходу, чтобы свистнуть слугу в коридоре, но затормозила и оглянулась на Корнэ. Гола, как их предки в дни создания. Прекрасна, но плечи понуры, а в стройности изящного, от природы тонкого эльфийского стана закралась болезная худоба.
— Я также сказала, от какого рода чар я знаю ритуал. Насколько я поняла, это другое, а потому нам нужна помощь мэтра.
Она сглотнула, быстро, неожиданно для себя вскрывая нагноившуюся мысль, которая не давала ей покоя. Скрыть — и жить с этой паникой самой, не решаться смотреть на вверенную её заботам племяннику. Сказать — облить и без того потухшую в ней искру ведром безнадёжности.
Она выбрала нелёгкий, но честный, искренний ответ.
— Просто чтобы ты понимала, Корнэ. Проклятье на крови — оборотничество, снимается с куда большим трудом, а Роза немёртвых, от которой умерла моя мать, хоть и проявляется страшной физической болезнью, считается проклятьем души. Не все благословенные источники, даже такие как Комавита, родник жизни и процветания наших южных соседей-фалмари, что отчасти питает и наши земли и даёт нашему морю дары… не всегда даже они способны смыть грязь от такой зловещей дряни. Но то, чем отравили тебя, не было направлено против твоей жизни или способности жить с нами, только на твои желания, и потому жизнь всё ещё твоя, и ты с нами. Не смей думать уходить к Матери, в её окружении счастливы лишь те, кто умел жить полно каждую минуту здесь. Охотники радуются погоне, танцоры — танцуют, а менестрели поют свои лучшие песни без единой фальшивой ноты. Даже если мы не сможем стереть с тебя окончательно этот поганый след — в жизни немало других страстей, которые согревают сердце. Страсть творить. Страсть служить. Страсть веселиться… Я верю, ты найдёшь свою.
"Даже бездетные женщины находят детей, которым они нужны и выплёскивают на тех любви больше, чем родные когда либо могли", — меланхолично подумала Урса. Она знала, что у иных боль оттого, что самое желанное в жизни им недоступно, не угасала по-настоящему никогда. Они заводили приюты, окружали любовью всех, до кого могли дотянуться и купались во взаимности днём — но плакали, лёжа в ночи в темноте, пока не уставали и с опухшими глазами и пустым сердцем их не брал сон без грёз.
Она вернулась и рывком подхватила платье, чтобы пойти и кинуть его на пол в бардаке и оседающей в свете солнца пыли, клича Малу — явилась Риарио.
— Знаешь всё? — осведомилась жрица и, получив кивок, попросила Советницу пригнать слуг быстро с вёдрами воды и оставить у входа, а после исчезнуть и ни за что не трогать никому — даже самой Рие — закрытых Урсой комнат Корнаиэль. Натаскали воду довольно быстро, поскольку после готовки обеда в кухне оставалось полно тепла и запасы воды греть было особо не надо.
— Девушка живёт у меня и это не обсуждается, кто спросит — я её лечу и за ней присматриваю, а чей дух у себя почую — укушу, — напоследок сказала Медведица и быстро начала таскать стучащие деревом о дерево пола вёдра. Её было не привыкать. Они лились и выставлялись, чтобы в рабочих руках, плевать, что родовитой леди, замениться на тяжёлые полные.
— Не слишком холодно? Я могу подогреть, — выдыхая, точно взмыленная кобыла, спросила Урсула. Она торопилась, это было видно в её уже совсем лишённых неторопливости и размеренности размашистых движениях и длинных шагах по помещениям. Она чуть не разломала один из ящичков, добывая для Корнэ все мыла и масла, которые только держала. Ожидание мастера становилось неприличным, но и бросать племянницу вразрез с приказом брата было нельзя.
— Здесь есть всё, что у меня есть. Понюхай масла, тут очень много славных, которые у нас не продают обычно. А вот фалмарильский пачули, не очень редкий, но из моих любимых…
Она прекратила трещать, как возбуждённая сорока, и прервалась просто поцеловать девушку в щёку, прежде чем вывесить на перекладины высокого не то стула, не то стола подле купели полотенце и поставить сверху ящик сокровищ.
— Я вернусь и мы с тобой покушаем чего-нибудь вкусного и вредного, а потом обязательно расскажу тебе о вампирском театре теней и масок.

— Да… Да… Хорошо.
Урса шумно выдохнула и, подхватив ключ на шнурке с небольшой полочки на одном из столбов под балдахином покинула комнату.
К мастеру она спешила чуть ли не бегом, на который по пути и сорвалась, и остановила свой беспокоящий чинных и непривычных обитателей дома спринт только перед самым входом в беседку, спешно смахивая со лба испарину, остужая щёки прохладными тыльными сторонами ладони и прочёсывая по разу волосы пальцами: словом, изо всех сил обретая благообразный чинный вид.
— Простите великодушно, мастер вер Шейн. Мы изолировали девушку и закрыли её комнаты от любопытных носов со всеми её вещами…
Она аж поклонилась, всё так же влетая, только шагом в просторное воздушное помещение, и по ней всё равно было всё видно. Ауринель была открытой личностью, запросто скидывающей все маски, манеры, ворох красивых одёжек — всевозможные шелка и бархат, в которые люди так любят кутать свои довольно-таки мелкие мыслишки — ради дела. Сначала её глаза заприметили арфу, но тут же установила контакт с мастером-артефактором с в углу сознания побеспокоилась, как бы не спугнуть.
— Надеюсь, вы не против, если мы опустим куртуазности, которые так любят мои более титулованные родственники и обсудим, не теряя времени, дело? Нам действительно нужно знать, есть ли возможность отследить творца чар и разрушить их полностью.

Она села на небольшую скамейку, которую отняла у пустого инструмента и выдохнула и вдохнула ещё раз, собирая силы. Без куртуазностей так без куртуазностей. О славе артефактора Урса знала мало, и, возможно, это играло на руку уверенности и твёрдости в её словах.
— Мне и Маэру, — она подняла взгляд. — И Корнаиэль, если она сможет найти силы и начнёт вновь думать о будущем.
Жрица сделала небольшую паузу, взвешивая, что из-за братовых дверей она готова и что хочет выставить на торг информацией.
— Когда вы ушли, я начала подозревать, что чары, поразившие мою племянницу, вовсе не так просты, как кажется. Я про природу их создания и воздействия, конечно, говорю. Последствия мы знаем. А врагам семьи, тем, которых мы можем обрисовать, не было бы смысла прибегать ко всему этому маскараду, если девочку поразить можно куда проще, хоть и менее изящно, и не тратить сил. Эффективность была бы та же, и лёгких альтернатив по этим струнам не пересчитать.
Беспокойно то болтавшиеся, то мявшие прямую ткань платья руки легли, наконец, в лихо плетёный замок из пальцев на закинутую одна поверх другой коленку. Медведица чуть склонила голову, внимательно ловя реакцию, как она только после всех лихих ситуаций поняла, весьма надменного лица.
— А потом я подумала, что, может, у вас есть своя перспектива, кто мог бы метить в саму юную душу нашей Корнэ. И зачем?

— Что означает, что артефактор встретился с нашей девочкой сам, — подытожила Медведица, а потом, словив взгляд, нахмурилась и сжала до боли пальцы. — Я могу слабо разбираться в высших школах, но нашей первой задачей, как жриц, является распознание рода чар и их уничтожение, если нужно. Корнэ говорит, что она девственница, и ранок не упоминала. Только эмоцию во время встречи. Магия душ, мэтр! — воскликнула Урсула, — то, в чём искушены тёмные народы более прочих — ну или крылатые искусники из Небесного города. И то немногие, и то мастера из мастеров. Простите, но я не верю, что вы не знаете друг друга через пару рукопожатий, всех такого уровня, в Остебенской гильдии чаровников состоите вы или нет.
У неё к горлу подкатил ком, она опустила глаза в пол и вытянула по швам руки с сжатыми кулаками. Проклятье, проклятье, что она делает. Урсула не умеет говорить, только переводить и дарить чистые побуждения тем, кого исцеляет. Плохой из неё был посланник Маэра.
— Прошу, мастер, — тише, спустя паузу, сказала она, ещё не подняв лица. — Если вы знаете магический почерк, знаете автора ленты — скажите, кто это и почему мог участвовать в очаровании моей племянницы. Я не могу гарантировать, что не стану поступать опрометчиво, но брат меня урезонит, если что. Мне важно сейчас отмести ложные предположения. Мы не можем подливать масла в кипящую в Девореле вражду из-за паранойи, когда истинное значение "подарка" скрыто.

Отредактировано Урсула (08-09-2017 22:40:26)

"Верно, — как капнула тяжёлая капля осознания в голове Урсулы, — совершенное преступление".
Она внимательно дослушала мастера, впитывая жадно каждую каплю его мыслей прежде, чем делать выводы и спускать с языка стаю вопросов.
"Не думаю, что его найдут в городе. Обстановка неспокойна. Вещь подарена давно. Если бы я была могущественным зачарователем, я бы следила за всем издалека. Скажем, через зеркало, настроенное на ту же цель", — подумала, вероятно, примерно тоже, что и мастер вер Шейн жрица, прикрывая глаза расстроенно.
— Не могу вам точно сказать, мэтр. Но то, что у девочки дар куда сильнее, чем у отца, братьев и даже меня, было известно уже лет… десять? Наверное, она заговорила о магической карьере в пику идее о женитьбе, или ей подсказал кто-то из своих. Сами понимаете, даже в нашем народе карьера мага — путь к независимости и богатству женщины для неё и для кровного рода без обременительных уз брака, в котором она практически отдаётся в чужую семью. Куда как предпочтительнее, чем придворные шашни, служение Алиллель или военное ремесло, особенно после нас с Халласом. Особенно если потенциал есть. А вы думаете — это из-за магии Корнэ?
Мысль была интересна и сразу отметала все лезущие на ум теории заговоров, о которых ранее они с Маэром могли подумать. Глаза Урсы заблестели, как у гончей, которой показали след и начали отвязывать поводок. Знание лучше незнания. Наличие следа, по которому не пройти, лучше, чем полное безвестие.
— Коли так, это ведь в корне меняет дело, верно? Я уже думала, что Корнаиэль следует увезти из города, теперь же я понимаю, что нельзя её прятать. Что если… что если начать её ученичество в столице и заодно представить королевскому двору и членам коллегии в нём? Место одновременно людное и чужое, мы… я… могли бы выманить этого неизвестного охотника на контакт? А если нет — то у неё хотя бы будет шанс сделать себе будущее и имя без брачных уз, — она осеклась, понимая, что болтает как бабка-сводница — её тётка-тёзка, ага — и, слегка покраснев под золотистым загаром, извинилась. — Простите, мастер вер Шейн. Вас, конечно, наши проблемы не касаются.
Но она хотела бы, чтобы он сказал ей обратное, обнадёжил. Хотела бы, чтобы касались.