Больше безделия, от которого Кайлеб с непривычки изнывал, когда только попал под крыло Глациалис, на самый северный Север, он боялся тишины. Иногда ему просто требовалось немного суетливой возни снаружи, чтобы заглушить голоса в голове. Необходимо было довести себя до черты, чтобы думать, что он вот-вот чокнется и забыть: он уже давно чокнутый - очень редкого, хитрого, обманывающего и мозгоправов, и самого себя типа.
Спать, хоть и хотелось весь предшествовавший день, внезапно расхотелось от слова совсем. Идеи, идеи, идеи кипели в голове, расплодившись в великое множество таких же на всю долбанутых стрекозлиных кроленей, как сам Кайлеб. Он же Рейнеке - отличный парень, весёлый похититель принцесс!
А ведь ему для такого активного и самозабвенного производства из - идей - требовалось всего-то два предположения:
а) ребяток нужно оставить одних и не смущать (заперев предварительно пути отступления так, что мимо весёлых охотниц не проскочишь)
б) наверняка очень много интересного Ледяная Королева прячет в недрах ледника - даром что ли он в него не то вплавлен, не то высечен?
И вот теперь Кай шёл подле и чуть позади - как положено слуге, когда их одиночество нарушалось кем-то из дневных колобродов или рабов. Но стоило постороннему существу исчезнуть, и маг с лицом без маски и широко распахнутыми бледно-зелёными глазами снова терял внимание где-то под потолком, к которому задирал подбородок до хруста в шее.
Иногда его губы двигались, выдавая насилу приглушенным шёпотом - голос выше шумно и стремительно разносился меж стен как рассыпающийся мешок зерна, превращаясь в грохочущее эхо.
Это восхитительно.
Небольшой нюанс в том, чтобы быть настоящим волшебником: нужно не просто вызубрить сотню заклинаний и отточить знаки, плетения и образы до того, чтобы воспроизводить их с побудки глубокой ночью (или днём, как для вампиров). Нужно иметь особое чувство. Видеть чудо в деталях. Не столько узоры архаичных рун, покрывающие колонны неделимых меж собой, переходящих друг в друга камня и льда увлекали Кайлеба, у которого в белый круг тёмного разума, распихав конкурентов, влезла четвёртая личина. Куда волшебнее самого мастерства, с которым холод оборачивался в форму и не менялся, было изумительно то, как откуда-то сверху струился, как в расщелину песок, преломлялся и втекал в высеченные грани, и свет. Золотой, серебрянный, медный, как предрассветный туман или лиловатая послезакатная марь. Точно каждое время суток - и северное сияние в безлунную ночь, конечно, тоже, попадали в эти столбы в письменах. Для мистика-Кайлеба это было тем восхитительнее, что не каждые мастера порталов имели такое потрясающее ощущение пространства и времени, чтобы изолировать одно в другом. А здесь - чародеи, запечатлели всё во льду и камне.
- Как будто эти залы вместо вампиров и людей высекали ледяные титаны... - озвучил свои мысли Кайлеб, подходя к одной из колонн. Он всего-то приложил к ней ладонь в грубой кожаной перчатки - и тут же одёрнул, спешно пытаясь надышать обратно в неё жизнь и тепло. Его обожгло и светом, и холодом, и он чуть не оставил руку по локоть на убегающем ввысь столбе! Вся сдержанная их природа лежала прямо на поверхности, и, не имея выхода, запертая рунами, голодно кидалась на всё, что касалось её.
- Это ведь правда, что вы можете путешествовать между каждым фьордом, с востока на запад, по всем этим ходам? - повернул голову к вампирше Кай. Как новообращённый, бывший раб - он был вынужден поддерживать легенду как можно ответственнее - он проверить не мог. Но сама идея казалась ему чем-то невообразимым и удивительным. Большой холодный муравейник: пусть даже в толще под камнем и льдом дыхание вырывалось изо рта белым облачком, а ходить меньше, чем в куртке на меху было решительно нельзя, но... целый остров-крепость, где можно было бы пережить и стужу лютой зимы, и нападение неприятеля, и даже дождь огненный в конец времён, наверное.
Изумительно.

Как будто следом за ладонью в перчатке от поверхности протянулись сотни морозных лап с колючими коготками, цепляясь за самые кости в замёрзшей плоти. Доли секунды – и действительно не было бы. Онемевшие фаланги перебрали невидимые струны, сбрасывая смертельное оцепенение.
- Я, пожалуй… воздержусь.
"Значит, скорее всего, да", - подумал Кай. Он поборол едва осознанное желание как-нибудь прогуляться самостоятельно, а то и засесть в леднике на несколько дней с запасом еды в поясных сумках. Интуиция исследователя – того сорта, который переживает не одну прогулку во мрак и видит, как гибнут прочие, подсказала, что это – рисковее спуска в гробницы. Разговор некроманта с мертвецами ясен и короток, но за злоупотребление гостеприимством живой хозяйки он может страшно поплатиться.
- Хотя что может быть такого страшного, что ты уже себе не представлял?
- Я ещё не придумал, но могу.
Страшно не недоверие к другим, а невозможность ручаться за себя самого. Что бы с ним сделала Глациалис? Так же вморозила в лёд? Пытала, пока он окончательно бы не перестал осознавать себя? Убила бы?
"А что сделал бы я со всеми знаниями, ради которых бы так рискнул?"
Кай не знал. Но он знал, какую они несут в себе цену. Порой значительно выше, чем хотелось бы платить. Как вольница косы, к которой они почти подошли, из-за того, что некромант бесконтрольно использовал её голод  и силу.
Он снова шёл вперёд, с лицом мечтательно-улыбающимся, но всё же отсутствующим и пустым. Глаза соскользнули с совсем скромной и схематичной миниатюры архаичного низкобортного корабля, поставленного на сани, когда они минули какой-то поворот, и замерли где-то на краю волны белых волос и алебастровой кожей. Наверное, без этих светлых залов его память о самом северном севере так и осталась бы дерзкой или скрытной раскраской прямоугольных парусов, хищного вида охотниц, у которых даже на сапогах были удобные для карабканья по льду когти, сгорбленных спин и блёкло-серых лиц рабов и вихрь из роскоши, окружавшей хозяйку, и нарядов, нарядов, нарядов – залезай под обтягивающие, как вторая кожа, штаны и разворачивай юбки! Уроженец светлого юга долго и болезненно свыкался с ознобом и окоченелыми трупами, сопровождавшими его всю взрослую жизнь, но на фоне своих свободных слуг в чёрном и красном Глациалис выглядела чем-то ирреальным, абсолютно неживым, но и не классически мёртвым. В утопленниках нет эстетики, девушка-пушинка оборачивается расплывшимся нечто весом с быка за одну ночь на дне. Висельники: разрежь верёвку – будет взрыв. На любителя, и даже Кай устал играть с другими такую шутку. Но вампирша, казалось иной раз, вообще никак не связана с миром живых. Не то статуя, не то видение, игра света на ледяных витражах – пока не коснёшься. И когда отстраняешься – как будто такая же, опять. В этом была её удивительная и притягательная загадка.
Свет кончился, сжался до призрачной сферы в пальцах с небольшими, но прочными когтями, способными взрывать плоть и кости, и мужчина выдохнул. За годы из подзабытой любви к нему, как милому другу, он приобрёл почти что боязнь. В тенях мерещились разные вещи, но Кай и так привык, что его восприятие почти каждый день играет с ним в шарады и "верю-не верю", показывает несбыточные вещи и давно мёртвых людей. В тенях было уютно, удобно и, казалось, вообще никого. Не было и его. И теперь он следовал за светочем, лишь чуть показываясь бледным лицом из играющей за Глациалис тенью. Отражение с отполированной поверхности, за которой темнел камень, смотрело глаза в глаза, и казалось тоже далёким, странным, нереальным. Этот потолок над крутой лестницей, казалось, можно было дотянуться, тронуть ладонью, а затем проплавить и взбаломутить, как воду. Такая высота и ширина казались странными. С ростом Кайлеба часто приходилось нагибаться, переступая пороги.
"Разве что его не рассчитывали под паланкин".
Вполне возможно, что так.
Лестница кончилась, и свет взорвался вновь в дивной зале. Кай поморщился, накрывая голову капюшоном, но молочно-белый был везде, и от него оказалось невозможно скрыться.
Всё, что мог разглядеть некромант, казалось… странным. Он уже видел белое дерево раньше. И всё ощущение от места казалось пронизанным каким-то обещанием. Чего? Весны для ледяного дома? Не в этой жизни. Но алтарь, и статуя, и оформление выглядели очень странно. Догадки роились, но что-то трогать, ходить по святилищу и решать самостоятельно свою головоломку не то что считал себя не в праве – когда писанные нормы его останавливали? – сколько вежливо воздерживался, вытянувшись прямо и заложив руки за спину, туда, где нащупывалась рукоятка кинжала. Конечно же, не его. Тот, с запиской вместо сломанной капсулы, был где-то у Айрин.
- Я знаю, как забрать жизнь у одного и отдать другому, - шепнул на ухо Глациалис маг, - но совсем не силён в богословии. Мне казалось, вы поклоняетесь Кровавой богине в каком-то жестоком культе…
"А ещё я слышал, что это не то просто придумка, не то обыкновенная вампирша-основательница вашего рода", - смолчал Кай. Его глаза не мигая смотрели на кувшины. Никогда Ворлак не испытывал желания оказаться жертвой в честь кого-то, кому даже нет дела до смертного мира. Его больше очаровывали россказни об энтах и духах-хранителях мест, о вмёрзшем в вечные льды Пределов страницы Силентеса, о спящем на дне какого-то моря левиафане. Хотя он часто думал, что за идею жизнь отдать вовсе неплохо, если сам после станешь легендой, двигающей умы.
- Что я упускаю?

- Действительно… – произнёс с исчезающей тенью совсем не весёлой усмешки Кай. И потом он молчал, слушая и стоя как одна из тех ледяных статуй, очень долго. Только превратившиеся от освещения в две крохотные чёрные точки зрачки двигались за Глациалис: поверх волны волос и по плечам за рукой, к повернувшемуся лицу и снова к статуе. Они все молчали, что было удивительно. Философия большей силы за большую жертву не была ему чужда, но со временем, когда обе части сделки с неведомыми силами становились неизбежной реальностью, возникали вопросы.
"А сильно ли выиграл ты?"
"А можно было бы обойтись без жертв?"
В конце концов всегда оказывалось, что боги и стены – они все внутри. Вермина вовсе не была божеством, а Эйр была достойной ценой поднятию уже почти утонувшей в тени души лишь в его оторванном от мира понимании, и Айрин охотно напоминала об этом своим отсутствующим видом всякий раз.
- А был ли в этом вообще смысл? – как безмолвная рыба прошептал маг. И тут же его сухие губы срослись в одну полосочку, точно не тревожили окончание рассказа. Этой традиции были сотни лет, может, почти тысяча. Учитывая сколько наследниц могло народиться у одной Императрицы Севера и которая из змей пускала корни дальше – сколько кровавых колыбелей и холодных ножей увидело здесь младенцев, и кому они помогли?
- Бессмысленность…
- Всё твоё существование.
Они вернулись. Они никогда не уходили по-настоящему. Его цена за выживание всегда и везде. Расколотое на кусочки "я".
- Не попробуешь подумать над предложением ещё?
- Слишком много уже заплачено.
Стоило ли выживание появления чужаков в голове и чужака в зеркале?

- Странная традиция, учитывая сколько крови и сил стоит рождение каждого ребёнка. Но эффектная и устрашающая, бесспорно. Жаль, мир под солнцем и луной не выдаёт божественной искры в награду за превосходные качества. Она бы действительно стала богиней ненависти и жестокости, – сказал, наконец, Кай. Не потому, что чувствовал надобным, не потому,  что его мнение прямо рвалось наружу, а просто потому, что трёпом и звуком настоящих голосов заглушал голоса те, внутренние. Реальному говоруну глотку перерезать можно. Им – нет.
- Миру давно нужен божок лжецов и трусов, впишемся в конкурс?
Ноги в сапогах отлипли от пола, шагнули вперёд и, чуть скрипя крутанувшись на мысках, обратили мага ко вновь повёрнутой к нему спине, прочерченной волной роскошных белых волос. Он подошёл и, достав руки из-за спины и стянув с них плотные перчатки, заткнул дублёную кожу за пояс, а живую и сухую положил на подставленные стылому воздуху внутри ледника плечи. Под ледяными пальцами и горячими ладонями – сильный дар, дурная кровь – чувствовались все тонкие косточки и, казалось, надави – вывернешь руку с суставом. Нет, нет, постойте, он думал не об этом… Ладони немного соскользнули, и поднялись опять, превращаясь в неловкое поглаживание, а пальцы – отогнутые прочь от ключиц, от греха подальше – попали в пряди волос. Кай прочесал их, медленно, стараясь не дёргать – или не выломать собственные руки в густой копне.
- Самой тебе традиция прародительниц нравится настолько, что ты не думаешь это скрывать, – пробормотал маг с вибрирующей от внезапной сухости гортанью. – Не трогая знаменитых бастардов, ты единственная Виан с белыми волосами. Красивыми. Очень.

- Я надеюсь, ты не собралась пополнять гарем мной.
Нервный хихикающий шёпот можно было трактовать по-разному, ведь он и подразумевал множество. Кай был всё ещё человеком – раз, а спать со скотом даже для времени послаблений традиций – себя не уважать. Он был человеком больной головой, сдающим, как ни хотелось бы этого отрицать, сердцем, тёмным даром и необъятными амбициями – два. Он был мужчиной из мест, где про гаремы преимущественно слышали женские – три. Самому, конечно, ему гарем был без надобности, он не успевал за одной-то женщиной ухаживать со своим перелётным образом жизни, но кто ж об этом знал? Четыре – он был бездетным. Железно, доказано – даже уходя от своих женщин, всех, после Эйр, он ещё какое-то время за ними следил, и никогда так не случалось, чтобы хоть одна носила ребёнка или хоть обращалась к знахаркам за избавлением. Он никогда даже не задумывался беспокоиться, приняв свою бездетность как естественное следствие происхождения и пережитых событий, и чем старше он становился, тем меньше беспокоился. Ему не нужны были дети, как не нужны были множественные любовницы. Существование кого-то, с кем можно было разделить комфорт и покой – да, но не другие заботы. Он и так был не один в себе самом. Чем более реальной, настоящей, полной делалась его близость с кем-то, тем больше беспокоился он о сохранности тайны. Ведь то же был бы двойной обман, двойная боль, двойной крах. Их риск, его будущее… Какая женщина примет и поймёт чокнутое, треснувшее я человека, который может быть сколько угодно умён и оригинален, но никогда в своих чувствах и желаниях не цел.
- Я прогрызу решётки, расплавлю стены, или умру, пытаясь убежать или привлечь к себе пристальное внимание, – тихо хихикнул Ворлак. Что ни говори, а самооценка летала по всем диагоналям пространства и времени, но была преимущественно "я удивителен и фееричен, да-да".
И без капитана в голове, так они и говорят. Без капитана в голове…
"Я мог бы быть, лишь захотеть, ведь правда?.."
- Если б они действительно заботились о глупых обрядах, они бы нашли способ жить вечно. Вампирам это уж точно куда легче, чем людям. А в Альянсе нет-нет, а опять пролетает слух о деде, захватившем тело внука, – спустя паузу промолвил Кай.
Холодный кончик прямого длинноватого носа повозил по ложбинке меж двух натянутых от плеч до шеи тонких жилок.
В глубине души Кайлеб искренне не понимал детей, а иногда и опасался. Иррационально, но обоснованно. Он сам был уже взрослый мужчина, но его с детства и юности всё так же преследовали призрачные взгляды и бормотание. "Почему ты такой", "за что мне это наказание", "бездарь, а не племянник", "бродяга, балда!"… Он был взрослый, самостоятельный (физически, по крайней мере) человек, а в нём так же спал, позволяя придуманным в помощь себе двойникам неумело зализывать раны новыми ошибками, измучившийся привитым с детства комплексом неполноценности и жаждущий найти своё место и признание мальчик. Ему никогда не давали просыпаться, он сам так однажды, когда всё только началось, пожелал. Не желал всепоглощающей родительской заботы, чистейшего и неискоренимого насилия, он и другим. Странное же дело: боль, ссоры, чувство неминуемой и перемалывающей позвоночник при одной мысли гибели некромант был готов дарить всем без исключения, но быть сожранным за само своё неидеальное рождение – о нет, не желал никому. Когда-то ему снилось, в лихорадке, что у него был старший брат. Точно такой же, как сам он пластичный и вёрткий, но на себе несущий и проклятый дар, и первенство, и все несбыточные амбиции выродившегося рода колдуний. Пусть он бы сгибался или был раздавлен грузом ответственности, а Кай бы всю жизнь счастливо по трактирам пел за еду и заплатку, не слишком оставленный без ласки во имя воспитания, вышедшего боком, не слишком привязанный к Лис, не слишком жаждущий кому-то что-то доказать. От природы он был человеком очень простых желаний и неоднозначных ценностей и морали; когда родители перестали быть для него пределом мечтаний, слепить из него что-то ещё было уже сложно, а ломать, ровно как запирать в клетку, шантажировать и мучить – лишь добиваться результата наоборот.
Голова на длинной, вылезающей уродливыми рубцами из высокого ворота шее легла на плечо, Кай сильно сгорбился, чтобы преодолеть эту разницу в росте с женщиной без выламывающих ноги каблуков. Легче положить подбородок на макушку, но с Глациалис было так делать одновременно жалко и боязно. Мало ли какие сюрпризы хранятся в ухоженной пышной волне, которую он так хвалил.
- И что же? Осталось только призовую девицу удержать, пока Авель возится со своими рыцарскими долгами, дать им время, отправить в столицу – и ты победила?
Не заметить реакцию запуганной принцессы на брата было нельзя, учитывая историю семейной драмы и манеру, с которой принимал в своём доме Лэно. А Кайлебу было интересно. Его триумф не казался близким, а ему хотелось видеть чаяния и следствия у самой заветной черты. Он был мечтателем, но мечты дробил на цели и достигал каждую с такими сложностями, что глубоко внутри уже давно не верил, что доживёт до дня, когда передел власти на материке случится, что говорить о себе в качестве нового и единственного законодателя трёх четвертей земель известного мира.
Руки гладили холодную кожу и скользящую ткань увереннее.
- А кто поддержит притязания принцессы, связавшейся с бастардом, кроме тебя? Клан?
Едва ли Принц-Вишенка, будучи дурачком, согласится подвинуться теперь, после коронации, будь его незаконнорожденный старший брат хоть трижды более одарённым (ну не так чтобы очень, на самом деле) политиком, а сестра – адекватной и родовитой девой. И остальная вампирская знать, скорее всего, будет повально против, видя в таком исходе притязания ледяной королевы, матриарха малочисленного и зловредного клана, на влияние и заочную власть над всеми Северными землями.
- Я и армия моих слов и фокусов?
Нездоровый смех. Не боишься? Ничего не боятся больные люди, и нелюди. Если ты всё ещё жив – твоей природе свойственно бояться и беречь себя.

Заигрывать так просто, с нескрытыми ухмылками и кошачьим подлезанием под руку, Кайлебу не давали его безбрежные проблемы с порядком в Культе (и в своей голове) уже очень давно. А теперь перестать дурачиться и наползать на Глациалис, объединявшую в себе большую часть его эротических фантазий и представлений об идеальной женщине, представлялось совсем затруднительным, почти непосильным. Он часто думал, слушая все до одного голоса в голове, отчего ему так нравится то двусмысленное положение, в котором он засиделся при её дворе, почему каждый их разговор о вполне себе серьёзных вещах скатывается в постель. Выходило, что она была с перцем, с ней не приходилось скучать, она могла постоять за себя настолько, что это Кайлебу пришлось бы скорее спасаться от неё бегством. Она ему просто нравилась, в конце концов, пусть говорили они на разных языках, друг о друге не знали больше, чем могли хотя бы догадываться, и раздражали, наверное, немало в мелочах.
Он прикрыл глаза, громко выдыхая, снова с острых лопаток перебегая руками на тонкие плечи. Голова его поднырнула, чтобы сделать поцелуй ощутимее на коже, а руки постепенно стали замыкаться в крепкие объятья, искренне страстные, но при этом целомудренно не лезущие щупать грудь вампирши. Кай положил подбородок ей на плечо, слегка покачав головой со сползшим капюшоном, всё ещё находясь наполовину в своих мыслях. Очень, очень разных мыслях, от "всегда мечтал об этом в гробнице" и "никогда не любил излишне мягких дам" до выбора вариантов, что следовало предложить Глациалис в ответ на её полные метафор туманные речи.
- Мне очень нравится, как ты говоришь: никогда точно не угадаешь, что именно ты хочешь и потому изо всех сил стараешься, – после паузы произнёс внезапно севшим голосом Кайлеб, хотя сказать думал что-то конкретное, а не заковыристый комплимент.
- Я так и не нашёл заговорщиков в городе, только купленных подстрекателей для толпы, значит, заговор строго и исключительно наверху. Многого мне не удастся, но, скажем, в неспокойный час убрать стражу на воротах, увести патруль-другой от стыка злачных переулков и богатых кварталов и ещё как-нибудь подлить хаоса в сам собой закипающий котёл в городе – это я могу, это куда проще, чем ходить сквозь защищённые магией стены.
Не отросшая ещё щетина едва ли могла раздражать кожу его царственной, но увлекаться тем, чтобы как кот тереться мордой о живой шёлк он не стал. Распрямился, развернул к себе лицом, погладил большим пальцем тонкую белёсую полосу шрама. И в нём тоже было какое-то своё очарование.
- Авеля, конечно, удержать на безопасном расстоянии от столицы тоже найду способ, - продолжал мужчина, пока вся прогулка не докатилась до того, до чего обычно доходили их разговоры по душам о чём угодно. – Но я действую один, могу не успеть и следить, и развлекать нашего пернатого принца, - Кай хихикнул и оборвался, игриво пряча глаза. Ему подсказывали всякое совсем дурацкое, и пришлось сконцентрировать мысли на прозвище Авеля, чтобы не рассмеяться, как подросток над неприличным словом. Сам сказал – сам в восторге.
…Нет, правда, ну какое банальное прозвище – Черный Ворон! Наряду с котами, псами, волками и прочими "благородными" животными – банальщина прокисшая. Вот будь бастард, например, Чёрным Песцом (отличный зверёк, такой же драгоценный мех и хищный) или Зелёным Енотом… Хотя нет, енотом был сам некромант: глаза у него белёсо-зелёные, а круги под глазами из-за хронической бессонницы разменяли десяток с лишним лет…
- Не помешали бы глаза и уши в столице, только, если это будут охотницы, чтобы не знали, что работают в том числе для меня. А то ведь они страшно ревнуют.
И он снова смотрел на её губы.

- Я не сомневаюсь, – Кайлеб расплылся в улыбке, которая удивительно отличалась от всех остальных его оскалах беззлобностью, неагрессивностью и искренним теплом. Искусственные клыки проехались по уже привыкшей к их наличию губе, тёмные веки, все в сеточке синих и красных сосудов, наползли на расширившиеся, несмотря на белизну гробницы, зрачки. Он нежился в моменте: откровение, которое, несомненно, было не тем, что давались Глациалис легко, признание его, как особенной части всей их этой начавшейся случайно игры, внимание и интимная, но не столько физическая, сколько душевная близость. Может, он бредил и все чувства разом обманывали его, как иногда он видел галлюцинации своих дорогих и близких мертвецов. Но в голове было звеняще тихо и ясно.
Кай склонил голову следом за соскользнувшей с его подбородка рукой и, наблюдая за рисунками заигрывающей вампирши, потёрся скулой о её висок. Слова про руки он пропустил, приобнимая Ледяную Ведьму, как её ещё звали в Мирдане простые жители, представляя себе явно не совсем живой и смертной сущностью откуда-то с самого севера, и понял, только когда потянулся поцеловать губы и переступил порог целомудрия, игриво поддев языком её губу и захватывая "в плен". Пусть кожа Глациалис была холоднее и будто плотнее, несмотря на ранимость, точно чтобы отражать внешний холод – внутри неё было полно страсти, и она умела пылать. Чтобы не проливать этот жар кровью от колючих краёв этой не то ледяной, не то каменной гробницы, некромант сделал почти бальную фигуру, подставляя алтарю свои более надёжно, как он думал, защищённые ноги и зад, но его будто ужалило, прокатив по спине волну, стрекочущую неописуемыми молниями, холода, это место. В голове эхом отозвался нервный смешок кого-то из тьмы, и другой – радостный, а сам Кай фыркнул в лицо вампирше, внезапно ослабляя объятья, снимая с себя её руки и вальсируя, как только что, ещё назад, да ещё подальше.
- Это очень хорошая идея, на кровавых купелях её рода заключать брак, – протянул Пятый. – Представь себе перспективы: продлённый за их счёт век, защита ледяных стен и, о ужас, дюжина свирепых призрачных вампирш, которые, ненавидя человека за то, что он скот, за то, что он мужчина и за то, что имеет власть над их тенями, вынуждена защищать его в момент опасности, чтобы не умерла их кровь… ну или они просто взбесятся и вырвут душу обнаглевшему некроманту ещё в начале ритуала, что более вероятно, ха-ха!
Наконец, уже прервав весь контакт, смеющийся в не прекращённый поцелуй сумасшедший смог оторваться от Глациалис и постарался, задыхаясь, оправдаться:
- Кажется, здесь мы тоже не одни! Я ничего не имею против прелюбодеяния над могилами, но только над теми, которых я знаю, что могу легко усмирить!
А Кайлеб уверен не был. И эта внезапная тёмная и двуликая мысль, в которую приплыли его мысли из светлой реки влюблённого обожания и "в ней слишком всё хорошо", и то, что он теперь не мог ужасаться, а смеялся перспективе встретить и подразнить потенциальную тёщу, и то, что в нём толком не было желания потому, что он накануне расстался с частью своей и без того потраченной жизни и мало отдохнул после похищения принцессы – всё накладывалось так нелепо!
- Пойдём погуляем ещё где-нибудь, – предложил он, прекратив фыркать и оглядываться на алтарь, – я ещё кое-что расскажу и обязательно расскажу, в чём каламбур.
Только когда они оказались в сияющих преломленным светом ледяных залах и Кайлеб убедился, что они пока что пусты, он повернулся к Глациалис и взял её руку.
- Касательно заговора, – начал он, всё ещё не стерев этого сияющего веселья с лица, – я даже допускаю, что предателей несколько и, знают они друг о друге или нет, они действуют отдельно и по-разному. Это может звучать как полная паранойя, да, но насколько я понял во время поисков принцессы – она не просто так очутилась у Лэно. На Авеля нападали разные группы, и они не действовали сообща. Погибни её братья, пока она в бегах, и она – фигура, которую легко заиграть. К тому же, кто-то из сынов южных Домов сватался к ней, и куда успешнее, чем столичные женихи.
Кайлеб мыслил очень глубоко, имея мало фактов, но, в конце концов, именно хорошая фантазия и способность выстраивать сценарии делала его отличным магом, стратегом, и оборотнем с множеством личин.
Почти в унисон чеканя шаг, в залы из одного из меньших проходов вышли охотницы. В меховых лёгких доспехах с, что удивительно, короткими рукавами (не на голое тело ль они надевали, в таком случае, мех?), с мерцающими странными красными узорами, какие видел иногда загорающимися на рабах, крупными северными хищниками в роли собак, скинувшие после дневной вахты капюшоны вампирши приближались, мелькая среди колон, и ещё не видя остановившихся у выхода из гробницы Императрицу и её лакея. Кайлеб, ведомый по большей части Вторым, быстро поднял капюшон, бросая тень на лицо, и, хотя он пренебрёг маской, неуловимо изменился, став менее дурачливым и более холодным и лютым, при своём лукавстве, обращённым Рейнеке.
- Вскоре в Мирдане будет ярмарка, Ваше Величество, – понизив голос поспешил сказать маг. – Пока принцесса у нас, мы подобно Лэно можем придержать её для себя, спровоцировать беспорядки, дать предателям Виззарионов клюнуть на живца – Принца-Вишенку, конечно же, не Ворона – и использовать полученное знание после, выступая в интересах принцессы и Виззарионов… даже если будут жертвы. Мне нужен отряд охотниц, которые могут работать отдельно, чтобы сняли или отвлекли патрули и заставы те, которые я укажу непосредственно в день ярмарки. Голодная челядь рванёт из огороженных стенами от порта и смешанных кварталов трущоб в Верхний город охотиться в переулках под гул улиц, и только дурак не воспользуется этим моментом, чтобы выбить трон на гнилых подпорках из-под мальчишки.